Дед Мороз – сын Сталина?!

…«политическая реформа» новогодне-рождественских праздников. Которая, если вы помните, началась с нелюбви нашего Виктора Андреевича к «советским символам» зимних праздников – особенно к Снегурочке, как к «чуждому украинскому народу существу».

А потом Высочайшим повелением был объявлен новый официальный новогодний герой Украины – которым стал святой Мыколай (сохраним оригинальную транскрипцию). Который якобы издревле выполнял у нашего древнейшего народа (со 140-тысячелетней историей) функции рождественского старца-дарителя – а потом был запрещен большевиками и трансформирован в безбожного Деда Мороза.

В рамках «возрождения традиций» Указом № 481-2006 было даже велено предусмотреть в бюджете 2007 года 14 миллионов гривен на создание «Усадьбы святого Мыколая», которая должна была быть построена в сердце культурно-политической Мекки Украины – на Гуцульщине. Построена ли она, и кто именно живет в этом нехилом коттедже, точно неизвестно, но и без нее святой Мыколай активно вытесняет на государственном уровне беззащитного Деда Мороза.

Подключившийся к новой (и безусловно очень важной) патриотической затее Олег Тягнибок был еще более суров, и заявил о чуждости новогодней елки – пояснив, что у него в семье вместо хвойного дерева устанавливали сноп злаковых растений под названием «дидух». Так, мол, будет еще более «по-украински».

Вы, наверное, думаете, что Виктор Андреевич, по своему обыкновению, блажит? Отнюдь! Он совершенно прав – Дед Мороз действительно был повсеместно насажен злыми большевиками – которые с помощью этой новогодней фальсификации калечили невинные детские души!

Даже семья Олега Тягнибока делает всё согласно традиции, ежегодно водружая в красном углу снопы. Вот только оба они несколько запутались с этими традициями. Поскольку святой Мыколай к «дидуху» никакого отношения не имеет, и вообще по эту сторону Збруча никогда не стучался в двери глинобитных сельских хат.

Итак, перенесемся в глубь веков. В суровое зимнее время, когда все сидели по хатам и замкам, и носа не совали на улицу. Потому что заблудиться и замерзнуть даже по пути из села в село было обыкновенным – и никому в голову не приходило считать зимних сказочных персонажей положительными. Таинственного властелина зимних вьюг по имени Мороз (Морозко, Трескун, Студенец, Лютень) люди представляли, как и Боженьку, в виде бородатого старика. Только не доброго, а весьма сурового и даже злого.

И вот в XI веке в Германии один епископ решил придать отмечаемому в морозном декабре дню святого Николая немного доброты и тепла – и заложил традицию одаривать на него бедных. В этот день перекатная голь могла потолкаться несколько часов у дверей церкви или монастыря и дождаться порции объедков со столов святых отцов. Крестьяне же и горожане, которые считали, что Христос велел делиться не только ненужными вещами, не скупились и на пряники. Правда, дарили их не чужим беднякам (традиции Курбан-Байрана с его шашлыками для неимущих в благочестивой христианской Европе не прижились), а своим детям или чадам своих родственников. Втихаря кладя их в башмачок, от имени святого Николая.

Разумеется, что дети одними пряниками не довольствовались и требовали большего. Отсюда пошли их просьбы и письма к святому Николаю – в обмен на хорошее поведение и исправное чтение «Ave, Maria» дважды в день. Так, собственно, и сложился фундамент этого праздника.

Затем протестанты отменили дни святых (и святых тоже), а из святого Николая сделали рождественского Санта-Клауса – которому придали не христианские, а языческие черты. Атрибутом поганской веры была и наряженная елка, моду на которую установили все те же германцы. Римская церковь на все это неподобство смотрела сурово – и в католических странах, включая входившую в состав Польши, а затем и Австрии Галицию (Галичину), остались верными каноническому святому Николаю (Мыколаю). Без всяких там елок, эльфов и оленей.

В Российскую империю елку привез сам Петр Первый. Только вот захватить вместе с ней и Санта-Клауса он почему-то забыл. Поэтому до самой середины XIX века рождественско-новогодние праздники у нас отмечались с протестантско-языческой елкой и православным святым Николаем – который по католической традиции приносил подарки юным сорванцам в рубашечках с кружевными манжетами. Такой вот винегрет.

И только после выхода пьесы А.Н. Островского «Снегурочка» (1873) и одноименной оперы Римского-Корсакова (1880), которые решили сделать добрее старого языческого Трескуна, у нас появились свои собственные новогодние персонажи: Дед Мороз и его дочка Снегурочка. Выгодно отличавшиеся от бездетного Санты, окруженного эльфами и оленями.

Однако ни святой Николай (и Мыколай тоже), ни Дед Мороз, не входили в двери хот под соломенной крышей. Поскольку они были персонажами чисто городской культуры, существовавшей в Российской империи отдельно от сельской – и вобравшей в себя традиции Запада. Консервативное же село, отметив день святого Николая без всяких подарков (только богослужением в церкви), от души отрывалось на зимних праздниках колядованием и посеванием. Без всяких, кстати, елок – действительно водружая пшеничных «дидухов».

Поэтому, говоря о чуждости Деда Мороза, забывчивый Виктор Андреевич совсем упускает из виду, что живущим в селах украинцам Центральной и Восточной Украины был незнаком и раздающий подарки католический святой Мыколай.

И вот грянула вторая революция 1917 года, которая объявила войну не только буржуям, но и их культуре. В том числе городской новогодней традиции. Косо и хмуро смотрели на елки и лежащие под ними подарки замерзшие экспроприаторы, ввалившиеся в апартаменты грабить награбленное.

Но, к счастью, вождь Октября сам вырос в семье, где рождественская елка была самым большим и ярким событием. И уже на новый 1919-й год Ленин, ударившись в детство, лично устроил первую елку – подав пример всем остальным и заложив традицию «большой Кремлевской елки». Только приурочив ее не к Рождеству, которое большевики-материалисты отмечать не могли, а к новому году.

Единственно, что вместо Деда Мороза подарки детям (их приглашали из подмосковных сел) раздавал сам Ильич – а ассистировала ему Надежда Константиновна (как Снегурочка). Ленин упорно поддерживал свою затею, и даже 1 января 1924 года, будучи уже тяжело больным, он все равно прибыл на елку – в инвалидной коляске. Но, увы, почин вождя пролетариата был этим пролетариатом не понят. В 1927 году под нажимом левой оппозиции (троцкистов и зиновьевцев) был наложен запрет на празднование Нового Года и Рождества во всех государственных учреждениях. А тех членов партии и госслужащих, которые устанавливали елки у себя дома, обвиняли в «несознательности».

Однако троцкистов, как известно, разгромили (расстреляв одной половину и посадив вторую), и уже в 1936 году вышел правительственный декрет, установивший официальное празднование Нового Года и обязывающий все власти (от столицы до последнего колхоза) наряжать елки и устраивать детские утренники. Тем, кто вообще не знал, как праздновать Новый Год «по-городскому», высылали инструкцию. К тем, кто ворчал про «пережитки буржуазии», выезжали «эльфы» в форме НКВД. Так своей тяжелой рукой Иосиф Сталин начал насаждать в СССР новогодние праздники.

Проблема была в одном – каким образом отмечать Новый Год? Это решили не сразу. По елке, ставшей основой праздника, не дискутировали – раз уж ее своими руками наряжал сам Ленин, то она в эти дни становилась чуть ли не символом государства (накрывшись кремлевской звездой). А остальное? Предложения были самые разные, в том числе нелепые и даже (с точки зрения марксизма) кощунственные.

Например, роль заводил на елке могли бы играть рабочий и колхозница (как на одноименном памятнике). Но, видимо, пугать детей мужиком с кувалдой не решились. После краткой дискуссии отвергли и кандидатуры «творцов революции» - солдатни и матросни. Видимо, как слишком уж аморальных.

Идеальной фигурой казался лубочный дедушка Ленин: с добрым прищуром, в окружении ребятни, он был бы почти идеальным хозяином советского праздника. Возможно, что в течение 40 лет детишки бы действительно кричали «здравствуй, дедушка Ильич, борода из пакли!» - если бы Сталин не решил, что уже достаточно поиздевался со своего предшественника, выставив его на всеобщее обозрение в Мавзолее. Поэтому идею взяли за основу – и облекли ее не в пиджак и кепку, а в красную шубу и валенки.

Персонаж, видимо, во многом списали с Санта-Клауса. В те годы в СССР работали тысячи американских специалистов, которые на Рождество наряжались в обшитые кумачом тулупы и поздравляли своих коллег. Но так как Сталин очень ревниво отдавал предпочтение русской классике, то Санту скрестили с персонажем из оперы Римского Корсакова. Так Дед Мороз и Снегурочка вышли из леса и пришли в советские города – поздравлять всех с Новым Годом.

Популяризацию новых героев проводили не только командными методами. На новогодние утренники не жалели средств, а главное, выделили их на массовый выпуск мультфильмов – на радость и детворе, и взрослым. Красочные, с любовью созданные мультипликационные новогодние сказки стали классикой, которую с удовольствием смотрят и сегодня.

Предложение Сталина оказалось удачным в силу своей аполитичности. Действительно, в отличие от дедушки Ленина или святого Мыколая, Дед Мороз фигура совершенно нейтральная, не привязанная ни к власти, ни к религии - как и сам Новый Год. Именно поэтому политики приходят и уходят, а Дед Мороз остается живее всех живых!