Каннибалы XXI века

«Так, вы будете сегодня нам показывать свой фестиваль или нет? – спросил я невысокого папуаса в синей кепке. – Ты, как сын вождя, пообещал нам вчера, что сегодня твой папа будет проводить для нас пиг-фестиваль, мы купили тебе живую свинью за 150 долларов, а теперь выясняются новые нюансы?»

«Нюансом» оказался коренастый папуас, одетый по последней туристической моде в бежевые шорты и панамку. Он приехал только что и сообщил вождю, что привез с собой тридцать американцев, а они готовы заплатить много денег, чтобы вождь деревни устроил им праздник и показал фестиваль. Именно поэтому предполагалось, что приехавшие ранее трое украинцев могут спокойно отваливать восвояси, ведь американцы и важнее, и богаче, поэтому хотят все видеть сейчас и немедленно.

Это было серьезным аргументом не в нашу пользу, потому как американская привычка все покупать и перекупать уже начала плотно внедряться в мозги папуасов, еще недавно не знавших о существовании денег и торговавших друг с другом исключительно путем бартера. Но все же желание урвать побольше на ровном месте еще не превратилось в местную традицию. Именно поэтому мы стояли у входа в деревню Курула и пытались донести до вождя идею того, что его вчерашние обещания должны стоить намного дороже, чем приехавшие сегодня тридцать американцев с их деньгами.

«Давай закурим, брат-вождь, – говорил я примирительно довольно красивому жилистому папуасу, раскрашенному на боевой манер. – Мы ведь с тобой одной крови – правильной. А значит, несмотря ни на что, мы еще помним, что такое честь».

Речь свою я произнес по-русски, но вождь-папуас почему-то начал кивать и улыбаться, не понимая ничего, но, видимо, догадываясь. Доказал он это внезапно пожав мне руку и, развернувшись, начал царственно перелезать через ограду своей деревни. Это был знак. Знак того, что мы победили, и честь увидеть фестиваль будет оказана именно трем украинским путешественникам, а не трем десяткам американцев, сидящих в кондиционированных микроавтобусах и нетерпеливо ожидающих, когда нас, непрошенных гостей и виновников сбоя в их отлаженной туристической программе, за ухо выведут вон.

Увидев, что ситуация неожиданно изменилась по непонятным причинам и, главное, далеко не в его пользу, папуас в бежевых шортах, гид американцев, начал истерично визжать и угрожать. Вождь, уже перекинувший ногу на изгородь, на секунду притормозил процесс, то ли задумавшись, то ли подсчитывая в уме убытки, но я, понимая, что успех мероприятия зависит только от этой зависшей между небом и землей задницы, похлопал по ней и подтолкнул в нужном направлении. Вождь, перестав думать, по инерции продолжил перелазить, и я снова убедился правильности утверждения: сила есть – ума не надо. В данном случае речь идет о силе убеждения и инерции. Крики и угрозы неудачливого гида остались по ту сторону забора, нас пропустили, и разукрашенный предводитель дал знак своим бойцам начать то, ради чего мы сюда летели несколько тысяч километров. Знаменитый пиг-фестиваль.

Свинская религия

И на пути к искомому преодолели мы немало. Добраться сюда было ой как не просто – пару суток мы болтались в небе, добираясь из точек А в точки Б, а потом долго выбивали разрешение в местном полицейском участке на пребывание в Папуа. Потом снова летели, ехали, получали...

Больше всего в процессе понравилась необходимость отметиться с разрешением на посещение Папуа в полицейском участке маленького знойного городишки, фактически стать на учет. Не особо приятная процедура, но делается исключительно для безопасности, причем не гостей, а их останков. То есть для того чтоб местные власти понимали, если вдруг что, кого именно в данный момент переваривают желудки папуасов. Это не шутка и не преувеличение, папуасы отнюдь не являются вегетарианцами, зато гурманы из них хоть куда. Об этом мы узнали немного позже, а сначала, познакомившись с сыном местного вождя, напросились на правах «старых» знакомых (и на основании некоторого количества денег, превратившихся в свинью) в деревню Куруле. Место, где до сих пор соблюдают добрые старые традиции и где можно окунуться вместе с папуасами в их быт и даже увидеть настоящий пиг-фестиваль.

Находится эта деревня, Курула, в середине долины реки Балием. Ее открыли сразу после Второй мировой войны, оказав неплохую услугу христианским миссионерам, которые ревностно кинулись исполнять свой долг перед отечеством и Богом в сих диких местах. Первые из них даже не успевали об этом пожалеть, слишком уж быстро папуасы включили их в свое праздничное меню. Но потом поток несколько увеличился, и съесть всех стало невозможным. Так папуасы стали превращаться в христиан.

Через десять лет ситуация повторилась – в 50-х Индонезия присоединила к себе Папуа и стала навязывать папуасам мусульманство. Но те не долго думали, выбирая из двух религий наиболее истинную и правильную. Мусульманство тут было противопоказано по гастрономическим причинам. А больше всего на свете местное население любило свинину. Именно она была объектом бартера, из-за нее разгорались небольшие и большие межплеменные войны и конфликты. Все богатство исчислялось именно количеством свиней. Поэтому предложение мусульманских проповедников отказаться от нее было не понято и встречено в штыки. Не помогла ни полиция, ни административное давление, папуасы выбрали ту религию, которая просто не запрещала есть свиней. А христианские проповедники не скупились ни на сладкие посулы райской жизни, ни на скромные поощрительные презенты.

Фестиваль

Свинья была такой популярной, что в честь нее даже проводили и проводят целые фестивали, на один из которых мы и прилетели посмотреть. Папуасский пиг-фестиваль можно назвать одним емким словом – праздник. Проводится он в честь любого важного события: победа над врагами, рождение нового члена племени, свадьба, приезд почетных гостей (это как в нашем случае). Любой папуасский праздник состоит из открытия, собственно праздника и закрытия.

Открытием нашего пиг-фестиваля стали образцово-показательные бои между членами племени, где одни играли «плохих», вторые, под руководством вождя были за «хороших». После того как все набегались друг за другом на огромном поле возле деревни, вождь объявил начало праздника. Женщины и мужчины начали петь песни и водить хороводы. Продолжалось это несколько часов, ну а потом была собственно кульминация. Вождь метким выстрелом из лука пристрелил привезенную нами свинью, а потом, ловко разделав, зажарил ее на костре. Это и было финалом – совместная трапеза.

Что ни говори, а шашлыки – они и в Индонезии шашлыки. Но не скрою – именно тогда мы почувствовали истинное единение с этими первобытными людьми. Правда, свинина еще не везде в Папуа является любимым деликатесом. Некоторые племена, особенно в юго-западной части, придерживались (а возможно, и придерживаются – кто туда сунется проверить воочию?) несколько других традиций. Они из тех, кто любят разнообразить рацион человечинкой. Особенно если эта человечинка раньше, когда еще не разделанной была на части, являлась твоим лютым врагом из соседней деревни. Самым жестоким в этом плане считалось племя асматов. Помимо забавной традиции коллекционировать головы насильственно усопших недругов, их отличало много интересных привычек.

Асматское гостеприимство

Естественно, асматы считали и считают себя единственными настоящими Людьми на Земле. И потому каждый человекоподобный, для того чтоб иметь возможность пообщаться с представителем мужской части племени, должен был пройти унизительную в прямом смысле слова церемонию – Йеу. То есть проползти между ног всех женщин племени, ставших в ряд. Если фантазия нарисовала вам жаркие картины упругих изгибов изящных красоток (вспомнился Гоген с его сочными волоокими полинезийками) – спешу огорчить. Прекрасная половина племени асматов несколько не соответствует этому определению – они низкорослы и коренасты. Так что смысл ритуала заключался в том, что гость полз среди вонючего месива из глины и грязи, периодически ныряя в нее лицом. Вот такое своеобразное папуасское радушие и гостеприимство.

Но если уж человек проходил испытание, то его приглашали в дом – именно в мужской дом. О том, что женщина – она тоже человек, тут до сих пор не известно, и их туда не пускают. А в домах тех хранятся племенные сокровища – черепа и головы. Раньше асматы не прятали их, а наоборот – украшали им условный частокол. Помните сказки, те, в которых на каждом колышке по черепушке? Это отсюда – черепа, украшенные пальмовыми листьями, постоянно шевелящимися от ветра, проходили долгую обработку, прежде чем могли занять достойный постамент. К ним приделывали длинные носы, имитирующие хоботы и клювы, глазницы замазывали глиной, красили «щеки» черепов «румянами», а вместо глаз вставляли красные зернышки. Это все должно было устрашить потенциального противника, и, честно говоря, действительно устрашало.

Сейчас уже не так – черепушки в лучшем случае прячут в хижинах, в худших – в окружающих болотах. Цивилизация все-таки коснулась этого края, так что теперь реликвии прячут и любуются ими в окружении узкого круга посвященных, а головы новых врагов, после дегустации остальных частей тела, аккуратно прячут в те же болота. Кстати, каннибальские наклонности племен объясняются довольно просто: во-первых, чем больше врагов будет убито и съедено кем-то в этой жизни, тем меньше их будет в жизни будущей. Здесь явно прослеживается железная логика – раз, определенная вера в загробную жизнь – два, и откровенное поражение основ христианской морали – три. Во-вторых, считалось, что, съедая врага, воины приобретают те или иные его качества. Если враг был доблестным воином, тем лучше, каннибалам переходила часть его силы и храбрости. Правда, трусами тоже не брезговали. В-третьих, голова врага была просто необходима для церемонии посвящения мальчика в мужчину, без ее наличия он просто не мог жениться. Тут все понятно, просто и естественно, странно то, что приязнь к умершим племена выражали таким же способом. То есть трупы приговоренных к смертной казни соплеменников поедали, заботясь, чтобы их злой дух не мог навредить живым. Поедали и трупы умерших стариков, что считалось проявлением симпатии к покойному... Вот уж где действительно «не нравится – не ешь».

Агрессивный маникюр

Между делом фестиваль заканчивался. Ярко раскрашенные и наряженные жители Курулы уже порядком подустали показывать свои танцы благодарным зрителям. В перерыве между очередным действием вождь Курулы, Яли Мабель, пригласил нас познакомиться со своими женами. Вождь Мабель был мужчина видный и зажиточный, у него было целых пять жен, и каждая стоила пять свиней, так что по местным меркам он был баснословно богатым и известным сладострасцем.

По нашим меркам, зря он это, конечно, сделал, свинки посимпатичнее будут. Конечно, это субъективное мнение европейца, развращенного разнообразием дамских прелестей, но жены папуасов – жуткие уродины. Отвисшая до пояса грудь, широкие костистые бедра, мозолистые руки и ноги, в общем, ценятся все доказательства того, что такая дама не то что коня на скаку остановит и войдет в горящую избу, она в процессе еще и пару-тройку детей родить успеет. При этом чем ниже грудь и чем шире бедра – тем она желаннее, красивее и прекраснее. Потому что это значит, что она выносила и выкормила много будущих бойцов племени. Она нужна племени и может принести своему роду еще много пользы, то есть детей. Вот такие вот красавицы крутились вокруг Яли. При этом две из них были на вид несколько дряхловаты. На мой очень осторожный вопрос об их возрасте, вождь сообщил, что таки да, они на пять лет старше его, потому что достались ему по наследству от старшего брата. Вот так. Оказывается, в Папуа есть такая интересная традиция: если старший брат вдруг скоропостижно умирает, то его стадо, его жен и дом отдают младшему брату. Поэтому во время межплеменных войн иногда малолетки получают в жены старух, бывших в гареме их старших братьев и погибших в стычках с врагами. Бывало даже такое, что женщины переходили по наследству по нескольку раз. И все бы ничего, и женщины этому безумно радуются – ведь они всегда при деле и при муже. И не важно, что он каждый раз разный – статус превыше условностей. Но есть одно маленькое «но» – когда у женщины умирает близкий родственник – кто бы то ни был: муж, брат, сестра, сын, дочь, папа, мама, то ей в ритуальных целях отрубают одну фалангу пальца. Всего одну. Но поскольку смертность вместе с рождаемостью тут весьма высока, обычно годам к двадцати пальцы женщин представляют собой одни обрубки. Что, впрочем, не мешает им курить.

Здесь курят

А курят здесь поголовно все. От мала до велика. Когда мне рассказывали, что в племенах листья табака курят даже дети, я не верил. Когда я впервые увидел, как колечко сизого дыма вырывается из курносого носа существа лет так четырех от роду, я обомлел. Причем дите курило не какой-то особый табак – тогда это можно бы было списать на лечебные цели. Нет, оно курило банальную сигарету с фильтром. А докурив, жестом заядлого курильщика отправило бычок в кусты и не торопясь направилось по своим мальчишечьим делам. Сигареты, сигариллы, сигары, непонятные трубки и трубы из табака продают везде. Не понятно – то ли это наследие белого человека так сказалось, то ли эта привычка изначально живет в крови папуа, но экзотические для нас табачные смеси они курят наравне с обычными сигаретами.

Может быть, вина в этом Франка Герли, путешественника, еще в начале ХХ века посетившего эти края, а может, датского писателя Арне Фальк-Ренне, то ли вообще Рокфеллер виноват. Впрочем, если он, то судьба достойно покарала юношу за посеянную в душах папуасов страсть к табаку. Хотя и без этого ему было за что пасть смертью храбрых. Он коллекционировал «куши» – те самые головы врагов, обменивая на такие важные в среде папуасов вещи, как железные топоры, ножи, стальные крючки, прочую утварь и, конечно же, пачки табака. Между белокожим наследником миллиардов с антропологическим гарвардским образованием и бедными асматами торговые отношения велись довольно долго. Но Майклу, одному из наследников рокфеллерской династии, хотелось не этого. Ему хотелось снять Фильм. Очень жизненный – про традиции, обряды и, конечно же, войны племен. Поэтому он провоцировал племена на стычки, обещая серьезную награду. Папуасы позировать не умели, что такое «кино» не знали, с основами актерской игры тоже знакомы не были, поэтому убивали по-настоящему. Что и требовалось Майклу, ведь он был ученым, а потому его фильм должен был быть документальным, а не художественным. Он должен был бы стать сенсацией для падкого к крови американского зрителя.

Одна деревня была уже принесена в жертву богам кинематографа, но этого было не достаточно, крови хотелось побольше, да и неправильно выставленная диафрагма на объективе при той злополучной съемке мешала Рокфеллеру насладиться триумфом уникального киносъемщика. Требовалось все повторить. «Выдающемуся режиссеру» удалось уговорить жителей одной асматской деревни напасть на другую, но... к месту съемки кинематографисты плыли на лодке, которая случайно перевернулась, и до берега пришлось добираться вплавь. Среди добравшихся Рокфеллер не был обнаружен.

Нельсон Рокфеллер, родственник пропавшего, прилетевший из США, организовывал группы поиска одну за другой, но результата не было. Все решили, что он утонул. Судьба же сыграла с Майклом злую шутку. Коллекционер изящных шедевров смерти «куши» сам стал одним из них. Папуасы его переваривали не со злости. Наоборот – они гордились тем, что теперь в них есть частичка такого красивого, смелого и сильного белого человека, у которого было столько полезной утвари, считая, что теперь часть силы и богатства достанется и им. Но боги не оправдали их ожиданий. Вместо силы папуасы получили холеру, посчитали ее проклятием белых и уничтожили все признаки существования на планете потомка Рокфеллера, включая и тот злополучный «куши». А жаль, он, наверное, был красив.