Платили страшной ценой...

Превращают жизнь солдат врага в сплошной ужас, в бесконечное ожидание смерти — справедливой отплаты за все преступления, когда за каждым поворотом дороги, за углом каждого дома, у каждого дерева или куста тебя может встретить пуля повстанца. Деятельность партизан в глубоком вражеском тылу оказывает бесценную помощь регулярной армии: уничтожаются коммуникации, летят под откос эшелоны с техникой и живой силой, ведется разведка, подпольщики превращаются в «глаза и уши» своей армии, предоставляя бесценную информацию. Также проводится работа среди населения, которое осталось на оккупированной территории — листовки позволяют выявить реальное состояние дел на фронте, удачные диверсионные акты доказывают, что сопротивление продолжается, что народ не сломлен, что «враг будет разбит и победа будет за нами». Все это заставляет вражескую армию фактически вести войну на два фронта, держать в своем тылу значительные военные контингенты, которых так не хватает на фронте, и которые весьма возможно могли бы переломить ход многих решающих сражений, если бы были вовремя переброшены на помощь.

Все это давно известно и из теории, и из богатой практики мировых военных конфликтов. В свое время мало какая книга, посвященная войне с Наполеоном 1812 года, обходилась без портрета героя-красавца, гусара-партизана Дениса Давыдова. Творческое же воображение художников дополняло эти портреты, как правило, еще и рисунками многочисленных голодных, страдающих от холода французов, которых захватывали в плен «орлы-гусары». У врагов вид был чрезвычайно жалкий: согласно неписанным, но твердо установленным канонам жанра на таких иллюстрациях обязательно были изображены солдаты, перевязанные женскими платками, одетые во что-то откровенно смешное, аляповатое. Склоненные плечи, отмороженные конечности, давно брошенное оружие и съеденные кони... Зато партизаны имели вид удалой и бравый: скалили в улыбках белые зубы и подкручивали усы — на погибель не только врагам, но и сердцам многих молодых дам, как прошлого, так и настоящего. Кстати, это тот редкий случай, когда пропаганда в целом совпадала с исторической правдой — много вреда врагу тогда причинили стремительные, неожиданные удары смельчаков-партизан, которым удалось превратить отступление французской армии в сплошной ад.


Итак, что же случилось в 1941 году, почему позднее исследователи будут называть этот период не иначе как трагедией партизанского движения? Напомним, из 3,5 тысячи партизанских отрядов и диверсионных групп, которые были оставлены в тылу врага, к середине 1942 года действовало всего 22. Было уничтожено 99,4% всех отрядов! Практически под ноль. Понятно, что в большинстве случаев ни о каком серьезном вреде оккупантам от действий этих быстро ликвидированных отрядов не могло быть и речи.

Одной из важных составляющих краха партизанско-подпольного движения 1941 года стало господство концепции «наступательной войны». Ведь еще в 1920-х — начале 1930-х гг. партизанам уделялось значительное внимание. Создавались партизанские школы, базы, закладывались тайные склады и т.п. Но, как позже свидетельствовал один из руководителей партизанского движения И.Старинов, анализируя причины катастрофы: «В 1933 году победили сторонники теории войны на чужой территории». И соответственно «были репрессированы полностью все партизаны-подпольщики-диверсанты». Более того, во всех военных учебных заведениях были ликвидированы курсы партизанского и диверсионного дела.

Даже просто поднимать такие темы стало опасно. Так, если бы кто-нибудь из преподавателей, например, военной академии, выступил с предложением прочитать курсы партизанки, то фактически он сам себе выписывал путевку в ГУЛАГ. Потому что сразу же попадал под огонь беспощадной критики. То есть, какие такие курсы партизанского дела?! А против кого партизанить?! Неужели вы, товарищ военный, считаете, что под мудрым руководством Коммунистической партии и лично И.Сталина возможна такая ситуация, что какой-то враг захватит хоть пядь нашей земли?! Или, может, вы, дорогой преподаватель, не верите в силу нашего оружия, нашей армии, а, наоборот, восторгаетесь какой-либо другой армией, может, даже армией потенциального противника?! Очень неудобные и, добавим, чрезвычайно опасные вопросы.

Как следствие: базы были ликвидированы, все взрывные запасы переданы регулярной армии, а несколько десятков тысяч иностранных винтовок и карабинов, вместе с пулеметами и зарядами к ним — просто уничтожены. Повторим: УНИ — ЧТО — ЖЕНЫ! Опытные же партизанские кадры были репрессированы. Как свидетельствовал И.Старинов, уцелели почти исключительно те, кто накануне войны находился за пределами СССР. И он знал, что говорит, ведь именно его в начале войны назначили первым руководителем специального учебного центра — проще говоря, партизанской школы. Официально она называлась Оперативный учебный центр Западного фронта. Когда Старинов прибыл 14 июля 1941 года в Рославль, где находился этот центр, то состояние дел в «школе диверсантов» было таким: «Специалистов по партизанской тактике и технике на пункте нет, техники тоже нет, но отряды формируются, людям ставят конкретные задачи — уничтожать фашистских солдат и офицеров, разрушать разнообразные военные объекты и железные дороги, мешать работе связи». Когда же Старинов вполне логично спросил, учат ли будущих партизан-диверсантов, как именно все это надо делать, ответ был достаточно показательным: «Ну! Сами поймут!».


Начальник пункта Кутейников свидетельствовал: «С оружием беда. Винтовок не хватает, пулеметов нет, даже ручных гранат не насобираешь... Здесь ни одной живой души нет, которая хоть бы немного разбиралась в этом самом подрывном деле!»

Отметим, это происходило в специальной партизанской школе через три недели после начала войны! Нет оружия, инструкторов и господствует убеждение, что люди там, за линией фронта, как-то сами во всем разберутся. В целом на всю учебу отводилось всего 60 часов, что в 15 раз меньше, чем в начале 1930-х годов в тех же ликвидированных партизанских школах.

Другой партизанский руководитель — П.Пономаренко, который возглавил Центральный штаб партизанского движения, тоже отмечал огромный вред, который нанесла «шапкозакидательная» довоенная доктрина: «Ошибочные и неправильные установки Сталина, что при нападении на нас мы будем воевать исключительно на чужой территории, привели к тому, что вся работа по обобщению опыта партизанской войны в прошлом, по разработке соответствующих мобилизационных документов была свернута. Это увеличило трудности организации партизанского движения на начальном периоде войны. Партии пришлось дорогой ценой исправлять ошибки, которые допустил Сталин».

Отметим, что не только и не столько партия «дорогой ценой» исправляла ошибки И.Сталина. Гибель тысяч партизан и подпольщиков, которые отдали жизнь, исправляя эти ошибки, — разве они заплатили не достаточно «дорогую» цену?!

Однако, думаем, что дело здесь не в победе сторонников исключительно наступательной войны. В действительности проблема более глубокая. И.Сталин, ввергая страну в масштабные социальные пытки: коллективизация, раскулачивание и т. п., что в целом стоило жизни десяткам миллионов людей, вместе с тем не мог не осознавать и масштабы неудовлетворенности его политикой, что могло вызывать акции в ответ.

Причем повстанческое движение в Украине, направленное против советской власти, как реакция на масштабные издевательства и ограбления под видом «раскулачивания», действительно, было воистину широким. Так, только за первые месяцы 1930 года было проведено более 1500 террористических актов против представителей советской власти на селе. Например, в селе Красноселье на Кировоградщине погиб так называемый «двадцатипятитысячник» (так называли присланных для более активного проведения коллективизации городских рабочих — понятно, что эти люди в массе своей абсолютно не разбирались ни в сельском хозяйстве, ни в местных условиях, не понимали ни традиций, ни украинского языка, да и руководствовались в своей деятельности практически единственным лозунгом-планом «Даешь на места 100% коллективизацию!» и, как следствие, практически единственным результатом их отправления в село стал резкий рост в нем социальной напряженности) рабочий завода «Красный Профинтерн» Б.Будзинский, на Полтавщине крестьяне убили председателя Комаровского сельсовета О.Проценко и председателя артели М.Полякова и т. п. Повторимся: более 1500 убийств и покушений только за несколько месяцев!


Показательно то, что предпринимались попытки придать этому движению сопротивления организованный характер. Так, на Сумщине на базе объединения небольших повстанческих групп атаманов Клиткы, Федыны и Сусиденко готовилось масштабное массовое народное восстание. Подполье охватило своей деятельностью 49 населенных пунктов, были созданы повстанческие центры в селах: Саи, Подилки, Беево, Зеленивка, хутор Московский, хутор Хорол и тому подобное. Заготовлялось оружие, велась агитация среди населения, бойцов и даже младших командиров Красной армии, проводились террористические акты против партийного актива. Лидеры подполья пытались установить контакт с подобными организациями в других регионах — связные были отправлены на Полтавщину и тому подобное.

Однако этим планам не суждено было осуществиться. Весь замысел провалился из-за неорганизованности взрыва крестьянского гнева. Так, во время раскулачивания на хуторе Жовтонижки толпа крестьян с криками «Бей красноголовых бандитов» напала на советских активистов, которые грабили «кулаков». Началась стрельба, несколько крестьян (в том числе и женщин) было ранено, а партийным активистам удалось убежать. Понятно, что власть ответила арестами и судебными процессами. В ходе расследования было раскрыто и повстанческое подполье. Все его активные участники арестованы и осуждены. Так стихийное выступление сорвало всю подготовку четко скоординированного восстания.

Следовательно, становится понятным, что в условиях массового народного неудовольствия учить диверсантов, подпольщиков, готовить людей к тайной борьбе действительно было нелогично. Ведь не существовало никаких гарантий, что приобретенный опыт не будет использоваться в борьбе не с теоретическим потенциальным противником (с которым, к тому же, собирались драться исключительно на его территории), а, наоборот, именно с Советской властью.

Здесь будет уместно вспомнить и такой исторический факт. Книга воспоминаний партизанского руководителя П.Пономаренко была издана только в 1983 году тиражом всего 2500 экземпляров. Да и те под грифом «Для служебного пользования». Вот так. Почти через 40 лет после войны и то только для «служебного»! Причина была в том, что высшее руководство реально побаивалось использования партизанского опыта в войне против СССР каким-то гипотетическим «врагом». Но какой же такой «враг» имелся в виду?! Американцы? Это даже не смешно. Но за этих 40 лет их учебники по диверсионному делу пошли вперед уже так далеко и соответствовали условиям не Второй мировой или Первой, а СУПЕРНОВЕЙШЕЙ войны, что воспоминания Пономаренко стали бы для них настолько же «полезной» информацией, как для современного солдата подробное описание технологии изготовления каменных наконечников для копий.

Тем более, давайте не забывать о партизанской армии — УПА, бойцы которой на тот момент уже напечатали сотни, тысячи томов воспоминаний с подробными описаниями военных действий, тактики и стратегии войны именно на территории СССР и с Советской властью. Следовательно, с этой стороны — секретность из-за опасения перед внешним врагом — все это не более чем откровенный секрет Полишинеля! А вот, в случае страха перед партизаном ВНУТРЕННИМ ситуация становится полностью понятной и логичной.


Но вернемся к событиям 1941 года. Давайте не забывать, что И.Сталин максимально негативно, с большим подозрением и недоверием относился вообще к любым проявлениям самоорганизации масс. Так, официальное постановление ЦК ВКП(б) об организации борьбы в тыла врага было издано лишь 18 июля 1941 г. Это в тот момент, когда немцы захватили уже треть территории Украины, почти всю Беларусь, Прибалтику, Молдову. Да что уж и говорить, если Украинский штаб партизанского движения вообще начал свою деятельность лишь с 20 июня 1942 года!

Когда стало понятно, что война быстрой уже никак не будет, и когда враг уже захватил огромные территории, только тогда, то есть под давлением объективных обстоятельств, начали аврально, на скорую руку создаваться партизанские отряды и подпольные группы. В условиях стремительного наступления немцев и, соответственно, острой нехватки времени, понятно, что большинство «партизан» и «подпольщиков» не успели пройти никакой военной выучки. Не говоря уже о том, что в подполье осталось огромное количество случайных, непроверенных людей, абсолютно не готовых для борьбы во враждебному тылу.

Причем абсолютная негибкость командно-административной системы рельефно проявилась и в этом процессе. Ведь оставляли в подполье в полном соответствии с принципами командно-административного бюрократического управления. Членами и руководителями партизанских отрядов назначались (нередко именно так в приказном порядке) председатели колхозов, передовики производства, стахановцы, представители партийно-хозяйственного актива и другие подобные кадры. Одним словом, все это были люди, которых отлично знало местное население. Они улыбались на многочисленных досках почета, их портреты печатались в газетах, они часто выступали перед населением на множестве митингов, совещаний, заседаний, празднований и тому подобное. Понятно, что вероятность провала в таком случае увеличивалась астрономически. Достаточно было одной-единственной случайной встречи с человеком, обиженным на советскую власть, который бы узнал бывшего партийного функционера и выдал бы его немцам.

Также серьезный удар по подполью нанесло и то, что нередко вся деятельность по формированию «диверсионных» групп проходила в атмосфере практически полного отсутствия конспирации. Например, в июле 1941 г. в Николаев прибыл из Ленинграда капитан НКВД В.Лягин — именно с целью организации подпольных групп. Но капитан, судя по всему, очень слабо понимал свою задачу. Если бы он организовывал кружок хорового пения, тогда бы его методика не нанесла бы большого вреда, но в условиях подготовки диверсантов она оказалась полностью провальной.

Так, капитан при подготовке кандидатов в подполье инструктировал и «проверял на соответствие» (кто бы его самого проверил!) сначала каждого отдельно, а затем собрав всех вместе. Повторяем: СОБРАВ ВСЕХ ВМЕСТЕ! Инструктаж, как перед поездкой на пикник на природу! Как следствие, ВСЕ члены подпольных групп знали друг друга в лицо, слышали задачи, пароли, явки и т.п. Понятно, что такая «конспирация» непомерно увеличивала вероятность провала. Ведь отныне провал ОДНОГО человека становился провалом всей организации, что вскоре и произошло... Как следствие, из оставленных в Одесской области 28 партизанских отрядов на 1 марта 1942 г. уже не действовал ни один. Из 5 отрядов в Николаевской области действовал лишь один и тому подобное.

В целом, нехватка квалифицированных кадров значительно ослабляла партизанское движение. Ведь в конце 1941 г. только 15% партизан прошло хоть какую-то подготовку. Остальные, кого оставляли или отправляли в тыл к немцам, были совсем неготовыми к подпольной борьбе. Их отправляли в бой (а вернее — просто на заклание) после коротких и не всегда адекватных «инструктажей»

Кроме того, из-за допущенных грубых ошибок при эвакуации значительная часть документов по организации партизанского сопротивления просто попала в руки врага. Процитируем сообщение о деятельности айнзацгрупп полиции безопасности и СД в СССР за октябрь 1941 года: «В Николаеве были обнаружены списки членов Коммунистической партии и сотрудников НКВД. Кроме того, были захвачены инструкции по организации и деятельности партизанских отрядов и диверсионных групп».


Причем этот случай был абсолютно неодиночным! Например, в здании НКВД в Лубнах был обнаружен «Организационный план партизан для Лубен и прилегающих районов». Так подробное описание планов партизанской борьбы, местностей развертывания подпольной деятельности и даже местонахождение штаба — все очутилось в руках фашистов. Таким образом, НКВД фактически сделал за немцев всю работу — тем оставалось только ходить по указанным адресам и арестовывать подпольщиков или проводить карательные акции в четко отмеченных квадратах.

Нехватка оружия и боеприпасов стала настоящим бичом для партизан, серьезным ограничением их активности. В то время позиция руководителей движения была однозначной — полное самообеспечение (разве что, кроме раций и мин). Руководитель партизанского движения Пономаренко направил даже специальную директиву фронтовым штабам партизанского движения. Он отмечал: «Во-первых, партизанские отряды должны, и имеют для этого все возможности, обеспечить себя за счет противника. Партизаны, если у них нет в достаточном количестве оружия, боеприпасов и другого снаряжения, должны добыть все это в бою...» И даже: «Нельзя приучать отряды требовать и полагаться на обеспечение только из центра и этим поощрять беззаботность в отрядах».

Очень беспокоила Пантелеймона Киндратовича «беззаботность» партизан! Понятно, что наскоро собранные партизанские отряды, в которых воевали шоферы, секретарши, партийные функционеры, пожарники, школьные учителя и другой подобный контингент и так по определению значительно проигрывали регулярной армии. Требовать от них открытых боев — фактически толкать их на самоубийство. А теперь представим, что бои еще требовали в условиях нехватки не только военного опыта, но и оружия! Соответственно, коэффициент полезного действий таких нападений на немецкие гарнизоны был невысок.

Во-первых, неминуемыми были большие потери в партизанских отрядах, а, во-вторых, обычная логика подсказывает, что во время таких нападений на гарнизоны иногда тратилось значительно больше патронов, чем можно было захватить. А если бой вообще неудачный и немцам подоспело подкрепление, а партизаны уже расстреляли весь имеющийся боекомплект? (Ведь он и так был небогатым, именно ради его пополнения партизаны и шли в бой)... Вопросы, вопросы. А из штабных кабинетов говорили о «беззаботности»

Отметим и то, что не менее смертельных опасностей угрожало советским подпольщикам и партизанам и после того, как немцев выбивала с оккупированных территорий Красная армия. Так, интересные свидетельства оставил офицер для особых поручений Украинского штаба партизанского движения капитан Александр Русаков: «откровенно говоря, тем, кто побывал на этой (немецкой. — Авт.) стороне вообще не верят. Также и партизанам. Они знают то, что им не нужно было бы знать... Партизаны были в немецком тылу, читали враждебную литературу, узнали критику на Сталина и большевизм».


Таким образом, на начальном этапе войны партизанское и подпольное движение не смогло стать мощной силой, создать реальную угрозу враждебным тылам и удачные ответные акции, к сожалению, не превратились в системные чувствительные удары по врагу. Понятно, что менее всего были виноваты в этой ситуации, собственно, оставленные во враждебному тылу подпольщики. Большинство из них выполнило свой долг до конца. Гибель тысяч преданных и честных бойцов и, как следствие, практически полная ликвидация советского подполья стала расплатой за господствующую концепцию «войны на чужой территории», а также и закономерным финалом многолетней борьбы Сталина с собственным народом.