Русский убийца французского президента

Сегодня во Франции эту историю вспоминают разве что пылкие правозащитники, как пример государственного преступления против прав человека: безум­ную голову Павла Горгулова надо было лечить, а не отрубать.

К 80-летию процесса над Павлом Горгуловым
На фото: суд над Павлом Горгуловым. Париж, июль 1932 г.

Поль стреляет в поля

6 мая 1932 г. в особняке Ротшильда на улице Беррье в Париже открывалась благотворительная ярмарка книг писателей – ветеранов Первой мировой войны.

У президента Франции Поля Думера было своё, щемящее, отношение к теме Первой мировой. На ней погибли все четыре его сына. Наверное, писатели-фронтовики виделись президенту их боевыми товарищами. Он намеревался открыть ярмарку.


С «первым лицом» прибыла свита – министр обороны Пьетри, шеф полиции Гишар, министр юстиции Рено. У входа всех встречали ведущие французские писатели – Клод Фаррер, Андре Моруа… Сквозь толпу пошли в салон.

Сказать, что никто не обратил внимания на человека, внезапно оказавшегося рядом? Вряд ли – слишком он был приметен: почти двухметровая, крепкая фигура, тёмные очки. Другое дело, что случившегося далее никто действительно не ожидал. Гигант вскинул руку – в ней был браунинг. Защёлкали выстрелы. Президент пошатнулся. Гишар и Пьетри бросились вперёд, повисли на стрелявшем, но сбить с ног не смогли, он продолжал огонь. Последняя пуля зацепила Фаррера. Всего прозвучало пять выстрелов.

Опомнившаяся толпа начала бить убийцу, потом поволокла в полицию.

Его вскоре опознала жена Фаррера. Накануне этот человек крутился возле их стенда. Купил книжку мужа, взял автограф, оставил и свою визитку – Paul Brede, ecrivain, ancien combattant («Поль Бред, писатель, ветеран войны»). Всё молча, но мадам Фаррер отметила про себя: имя французское, но явно не француз. Русский, похоже.

Действительно – оказался русский. Павел Горгулов. Эмигрант. Писатель. Врач.

Президент Думер умер в больнице спустя сутки.


Гордая смерть корнета

Убийство президента – всегда ЧП. А когда стреляет ещё и, скажем так, гость страны... Вся Франция была потрясена, но более чем 150-тысячная русская община замерла в полном шоке. Чего ждать? Депортаций? Русских погромов?

Что ж, «Франция оказалась великодуш­нее, чем ожидали даже искренние её друзья» – как писал позднее эмигрантский философ и публицист Г. Федотов. Даже намёка на антирусские настроения официальный Париж в те дни себе не позволил. Хотя на каждый роток не накинешь платок: на низовом, бытовом уровне вспышки ксенофобии, даже эксцессы (правда, единичные) имели место – например, в Марселе докер-француз полоснул ножом докера-русского.

И всё же не страхом руководствовался цвет русской эмиграции, выражая негодование по поводу преступления. Было, скорее, другое: чувство стыда, ощущение невольной испачканности. Под обращением к премьер-министру А. Тардье в едином порыве поставили подписи представители самых разных эмигрантских течений – и либералы, и монархисты, и военные (В. Маклаков, А. Карташёв, В. Коковцов, глава РОВС генерал Е. Миллер,митрополит Евлогий и др.) С отдельным заявлением выступили представители казачества (Горгулов сказал, что он казак). С отдельным – русские писатели-эмигранты (ведь литератор!). Самое яркое отображение тогдашних настроений – самоубийство парижского чернорабочего, бывшего корнета Сергея Дмитриева: он выбросился с шестого этажа, оставив записку: «Умираю за Францию». Выстрелы Горгулова Дмитриев ощутил как национальное унижение.

Поэт? «Зелёный»? Фашист?

Ачто же убийца? Следствие пыталось разобраться с его личностью, биографией. Правда, очень много оказалось непонятного.


Итак, повторим, по его словам – кубанский казак. Из станицы Лабинской. 1895 г.р. Закончил военно-фельдшерское училище, учился в Москве на врача, призван на Первую мировую, имел два Георгия. Дальше – Гражданская (был у белых), эмиграция. Правда, парижские казаки (и среди них – уроженцы Лабинской) провели совещание с опознанием по фото и твёрдо сказали: не наш. Мы своих знаем, этого не помним. Жил в Лабинской есаулТимофей Горгулов, у него был сын Павел, но оба погибли в Гражданскую.

Некто Астаховопознал в убийце некоего Золотарёва из станицы Еремеевской, который вроде бы пошёл с красными. Назвал примету – шрамы на руках. Однако шрамов не оказалось. Кто-то вспомнил стрелявшего как комиссара советского госпиталя. Кто-то – как ростовского чекиста по кличке Монгол. Но тоже не сходилось. Человек с чужими документами? В следственных бумагах обвиняемый по-прежнему именовался Павлом Горгуловым, хотя оговаривалось – есть сомнения.

Дальнейшее – яснее. С 1920 г. жил в Чехословакии, получил международный «нансеновский» паспорт. Поступил в Пражский университет на медицинский. Не закончил. Подрабатывал нелегальными абортами, подпольным лечением триппера (казаки-эмигранты, если подхватывали, шли к «своему»). Хотя именно подрабатывал – в деньгах особо не нуждался.

Видимо, в этом статном здоровяке с грубо-красивым лицом было своё мужское обаяние, плюс красивая биография (герой-изгнанник, казак-офицер, врач, поэт!) – в общем, экзальтированные европейские барышни теряли голову. Горгулов был трижды женат, дважды на чешках, потом на швейцарке. Жёны приносили приданое. Он с ними не церемонился, обращался грубо, разорив, бросал – но все бывшие супруги (даже первая, сбежавшая от Горгулова из-за его постельного садизма) вспоминали экс-мужа с придыханием: о, романтический зверь!

Деньги Горгулов спускал на издание своих произведений – под псевдонимом Павел Бредпачками писал стихи, пьесы, романы. Абсолютная, говорят, была графомания – однако за счёт автора издавали. Позднее провозгласил «партию русских фашистов». «Зелёную» – и в тогдашнем, и в нынешнем понимании термина: мол, Россию спасёт «зелёное» крестьянское повстанчество во главе с сильным лидером-диктатором, но плюс к тому ещё и оттенок «зелёных» (экологических) взглядов. Как коротко сформулировал его идеологию известный советский писатель И. Эренбург, освещавший процесс Горгулова для «Известий», – надо любить природу-букашек-таракашек, только сначала вырезать всех коммунистов и евреев.


После очередного «левого» аборта умерла пациентка (как выяснилось, она и беременной-то не была, почудилось, видно, а Горгулов сразу и полез в матку – что говорит об уровне его квалификации). Начался скандал. Он уехал во Францию. Планов имел множество: совершить межпланетное путешествие, найти очередную невесту, завербоваться в Иностранный легион и – убить президента. Какого? Ещё не решил. ЧехословацкогоМасарика? Немецкого Гинденбурга? Но во Франции он снова попался на нелегальной врачебной практике, был выслан, уехал в Монако – это и определило жертву.

Символ нации

Во Франции 1930-х годов президент – не столько фактический лидер страны, сколько её символ. Поль Думер (1857–1932) очень подходил для этой роли. Математик по образованию, бывший школьный учитель, потом депутат парламента, он показал себя опытным государственным менеджером – министр финансов в нескольких правительствах, многолетний генерал-губернатор Индокитая (тогда – французской колонии). Его козырем была безупречная репутация. Все знали: может, и не звезда – зато человек честный, скромный, в скандалах не замешанный. В политике – удобная, компромиссная фигура. Даже возраст (погиб на 75-м году жизни) работал на него: эдакий «дедушка нации» – мудрый, доброжелательный, стоящий «над схваткой».

Пограничное состояние

Естественно, первым делом все кинулись искать «руку Москвы» (некоторые до сих пор ищут). В мутной биографии Горгулова можно отыскать какие-то намёки: он, например, в Чехословакии говорил, что недавно тайно побывал в СССР, в частности в Майкопе. С другой стороны – это ведь могло быть и очередным бредом Павла Бреда?


Вообще все соответствующие утверждения разбиваются о простой вопрос: а зачем Москве было убивать Думера? Гадкие ОГПУ и Коминтерн хотели вызвать во Франции хаос? Ну вызовут – а дальше? У нас с Францией как раз налаживались отношения, предстояли очередные переговоры. Не говоря уже о том, что спецслужбам связываться с явным психом – дело опасное: такие ребята ведь неуправляемы!

Возникла и контрверсия: французских ультраконсерваторов тревожил подъём левых настроений, решили встряхнуть страну, добиться ужесточения режима. Тоже не подтвердилось. Может, агент германских нацистов? Ведь взгляды схожие! Но Гитлер ещё не пришёл к власти, наци было не до убивания чужих президентов. Универсальное объяснение нашли французские борцы со всемирным еврейским заговором (там они тоже имелись): Горгулов – просто агент жидомасонов! Что ж, в этом случае – нет вопросов.

Вопросы на самом деле были. Но другие. Колебались юристы. Горгулов, похоже, шизофреник – можно ли его судить? Консилиум психиатров после долгого спора решил: совсем здоровым считать нельзя, но и сказать, что больной… Пограничное состояние.

Суд начался 25 июля, длился три дня. Подсудимый рассказывал, что ещё в поезде, по пути в Париж, с ним беседовали Бог и дьявол. Бог отговаривал убивать Думера, а дьявол настаивал: надо! В Париже, с оружием в кармане и без вида на жительство, Горгулов опасался полиции. Снял проститутку, приводившую клиентов в какой-то окраинный отельчик, там девице заплатил и велел убираться, а сам сел писать текст под названием «Мемуары доктора Павла Горгулова, верховного председателя политической партии русских фашистов, который убил президента республики» (нашли в номере при обыске). Потом пошёл в бар, выпил рюмку за рюмкой бутылку коньяку (между прочим – 0,7 литра). Бог и дьявол продолжали выдвигать доводы. Горгулов решил, что прав дьявол – и отправился на книжную ярмарку

Огромный, яростный, он, излагая свои взгляды и претензии к миру, буквально ревел зверем, и Эренбург вспоминает, как ёжились присяжные – тихие французские рантье, мелкие лавочники…


Приговорён к смерти. Гильотинирован.

…Сегодня во Франции эту историю вспоминают разве что пылкие правозащитники, как пример государственного преступления против прав человека: безум­ную голову Павла Горгулова надо было лечить, а не отрубать.