Треуголка Наполеона утонула в Березине

В завершающемся году, проходившем под знаком 200-летия Отечественной войны 1812 года, в Белоруссии состоялось множество мероприятий, посвященных этой знаменательной дате (пожалуй, не меньше, если не больше, чем в России). Открыты новые и восстановлены некогда утраченные памятники, совершены перезахоронения найденных в местах сражений останков русских и французских солдат, в регионах местные администрации благоустроили памятные места, связанные с событиями 1812 года, музеи представили экспозиции, основанные на вновь найденных находках, работали художественные выставки.

Своеобразным апогеем кампании стала широкая реконструкция знаменитой переправы наполеоновских войск через Березину под Борисовом (65 км на северо-восток от Минска). Реальные события случились два столетия назад поздней осенью. На обрамленное Стаховским лесом Брилёвское поле, что на правом берегу реки, прибыли представители власти и дипломаты некоторых стран – участниц тех побоищ. А также потомки знаменитых деятелей, участвовавших в битвах. За день до этого здесь был открыт памятный знак «Скорбь и поклонение» (автор – скульптор из Борисова Николай Капшай). За театрализованной баталией, разыгранной тремя сотнями участников военно-исторических клубов из Белоруссии, Бельгии, Германии, Литвы, Польши, России, Франции и Швейцарии, наблюдал и обозреватель «НВО». Но, может быть, не меньший интерес представляли и современные «переосмысления» взглядов на исход армии Наполеона из России, которые высказали отдельные высокопоставленные наследники победителей и побежденных.


Уже не катастрофа?

Примечательно, однако, что посол России в Белоруссии Александр Суриков финальное действо памятной кампании на берегу Березины по неведомым причинам проигнорировал. Слово же военного и военно-воздушного атташе капитана 1 ранга Максима Казанцева большинство присутствующих разочарованно оценило как «совершенно пустое, беззубое, ни о чем». А ведь Брилёвское поле – едва ли не центральное место увековечения событий 1812 года в республике. И, по сути, финальное в общей памятной кампании. Ибо именно здесь 26–29 ноября (по новому стилю) 200 лет назад у деревень Студенка (символичное название!), что на левом берегу Березины, в 15 км на север от Борисова, и Брили (на правом) некогда «непобедимая армия», частью замерзшая и утонувшая, частью разгромленная русскими войсками, перестала существовать как организованная боевая сила.

Также хорошо известно, что данная переправа стала самой мрачной страницей в истории наполеоновских войн, а название реки сделалось во французском языке нарицательным, синонимом крушения всех надежд, кошмара, трагедии, бедствия. Можно вспомнить, как в 2008 году, когда футболисты Франции вылетели из Лиги чемпионов и Кубка УЕФА, парижская France Football, комментируя это удручающее событие, предпослала статью красноречивым заголовком – «Саселя Березина», то есть буквально «полная катастрофа». А особенно крупного размера фиаско называется «березина тоталь». Сродни Полтаве для шведов, Сталинграду для немцев.

Нынче, возможно, в Париже делают попытки придать этому топонимическому словосочетанию иной оттенок. Вот что сказал на Брилёвском поле посол Франции в Белоруссии Мишель Ренери (он зачитал свою недлинную речь на русском, причем очень проникновенно, эмоционально): «Почему-то слово «Березина» вошло во французский язык только как символ катастрофы. Хотя верные солдаты Наполеона совершили здесь большой подвиг. Находясь практически в полном окружении, они смогли спасти императора». В том же контексте он «низко поклонился» солдатам 126-го линейного полка, «которые в этих окрестностях принесли себя в жертву ради выполнения своего долга», и понтонерам генерала Жан-Батиста Эбле.


Умозаключение более чем странное, поскольку в нем содержится весомая доля интерпретации «в пользу проигравших». Посол вряд ли был в неведении, что Наполеон, хотя и проявил вновь свой полководческий гений: обманул преследовавших его русских и тем самым навел мосты, разобрав на бревна избы в Студенке, – отнюдь не обеспечил переход через них всего войска.

Днем 27 ноября, едва мосты были готовы, он преодолел Березину с гвардией, вслед за корпусами маршалов Николы Удино и Мишеля Нея, и умчался, не дожидаясь конца переправы, которая подошла к своему убийственному финалу. Известно и то, что император вскоре приказал тому же самому Эбле сжечь мосты, дабы по ним не переправились и русские. И тем самым обрек на гибель тысячи тех, кто не успел перейти на другой берег. Лишь позже он узнал, что из 40 тыс. остатков его боеспособных войск (а привел он в Россию 600-тысячную армию) почти 30 тыс. полегли на Брилёвском поле, замерзли в пурге и утонули в ледяных водах Березины. Удалось же бежать французскому императору лишь в силу излишнего осторожничанья генерал-лейтенанта (будущего фельдмаршала) Петра Витгенштейна и медлительности адмирала Павла Чичагова, преследовавших отступавших французов. Да ведь и сам главнокомандующий русской армией Михаил Кутузов не особо поспешал.

Известно также, что все французское войско (за исключением сравнительно небольшой вооруженной свиты, сопровождавшей Наполеона) сержант фузелеров, гренадер императорской гвардии Адриен-Жан-Батист-Франсуа Бургонь в своих знаменитых «Мемуарах» назвал «вереницей исключительно жалких существ». «Существа» эти наглядно изображены на многих картинах западных и русских художников. Если уж и был там в чем воинский подвиг, то, вероятно, совершили его сто понтонеров генерала Эбле. Они, сознательно жертвуя собой, вошли в ледяную воду и, часами стоя в ней по плечи, отталкивая наплывающие льдины, за ночь навели два моста через 100-метровую реку (ныне ширина потока в этом месте заметно уже). Почти все из них простудились и умерли, равно как и сам Эбле, который скончался в последний день 1812 года от истощения и переохлаждения.

Что же касается взглядов неофициальных лиц, скажем, потомка Наполеона в пятом колене Шарля Наполеона (его прадед был младшим братом французского императора), который прибыл под Брили наблюдать за театрализованным военным сражением, то его «переполняли эмоции»: «Возможно, на том месте, где я сейчас стою, когда-то стоял и принимал судьбоносное решение мой далекий предок – Наполеон I Бонапарт. Здесь погибло столько людей!..» В комментарии «НВО» он также добавил, что «события минувшего времени – пример того, как нужно строить мир между народами, поэтому слово «Березина» для меня ассоциируется не с поражением в битве, а с переменами к лучшему».


Немало были взволнованы и Галина Корнилова, прапраправнучка генерал-лейтенанта Петра Корнилова, который вел бой с вражеским авангардом на правом берегу Березины. И Андрей Журавлев-Сеславин, потомок генерал-лейтенанта Александра Сеславина, отличившегося при Бородине и в партизанских действиях.



Потомок Бонапарта Шарль Наполеон общается с журналистами на Брилёвском поле.

Малая Березина

Кстати, в Белоруссии есть и еще одно аналогичное местечко, которое смело можно назвать «малой Березиной», – в Полоцке. Здесь на неширокой, но весьма крутобережной реке Полоте 19–21 октября 1812 года произошло кровопролитное сражение за единственный мост, по которому уходили французы. Очевидцы свидетельствовали, что его деревянный настил был весь красным от крови и сплошь усеян трупами (всего в боях за Полоцк французы потеряли 7 тыс. человек). Лишь сравнительно недавно, в 1975 году, на месте деревянного построили стилизованный под прежний железобетонный мост (на нем красные барельефы с символикой войны 1812 года), а перед ним установили памятный знак. Текст на знаке гласит: «Через этот мост русские войска под командованием генерала Витгенштейна и отряда Петербургского ополчения после ожесточенных боев 6–8/19–21/октября 1812 г. вошли в город и освободили его от неприятеля, чем положили начало изгнанию наполеоновских войск с белорусской земли. С того времени в память о погибших и пролитой крови этот мост стал называться «Красным».

Но слова главы французской дипмиссии в Белоруссии – это еще что! Представитель польской дипломатии, а именно начальник политического отдела посольства Польши в Белоруссии Каспер Ваньчик за день до этого договорился до того, что «армия Наполеона несла нашему народу освобождение» (в своей речевке он объединил поляков и белорусов). Он не постеснялся сказать это на открытии памятного знака в честь погибших в Отечественной войне 1812 года в Вилейском районе Минской области возле трассы Вилейка–Молодечно. Надо заметить, что когда-то монумент уже располагался здесь у старого тракта, причем установлен он был польским правительством в 20-е годы прошлого века, но позже был утрачен (ныне по сохранившейся фотографии его восстановил белорусский историк и коллекционер Владимир Лиходедов).

Слова Ваньчика настолько покоробили участвовавшего в том же мероприятии председателя Минского облисполкома Бориса Батуру, что у Березины он решительно дал отповедь поляку: «Освобождение такой ценой, я думаю, такие слова недостойны дипломата. Нам хочется верить, что отныне и навеки белорусская земля станет не гибельной переправой, а надежным мостом между нациями, идущими навстречу друг другу с миром».
Губернатор вкратце отметил, в чем заключалось упомянутое «освобождение»: «Для белорусских земель, через которые прокатились лавины противоборствующих армий, военные действия обернулись поистине катастрофическими последствиями. Такие города, как Кобрин, Полоцк, Витебск, Борисов, были практически полностью разрушены, разграблены и сожжены. Похожая участь постигла Минск, Оршу, Гродно, Слоним. Некоторые населенные пункты, превращенные в груды пепла, исчезли с лица земли навсегда. Белорусское население уменьшилось на треть. А если говорить о крестьянах, то после этой опустошительной войны они умирали целыми семьями, часто пытаясь пропитаться листьями, древесной корой и травой. Ведь скота в здешних местах почти не осталось, а пахотные наделы были сокращены наполовину. Поэтому сегодня, когда мы открываем монументы в память обо всех погибших в наполеоновской войне, к этому скорбному списку мы должны причислить и другую, еще более многочисленную армию мирного населения, ставшего жертвой военного лихолетья».


По данным местных краеведов, Борисов лишился половины жителей: если в 1811 году в нем жили 1282 человека мещанского сословия, то к 1814-му осталось только 622. Позже местная пресса отмечала, что «интересно смотрелись на фоне упоминания Борисом Батурой слов Каспера Ваньчика белорусские скауты, прибывшие на мероприятие к Березине в составе официальной делегации Борисовского исполнительного комитета. Одетые в военную польскую форму, они возложили к монументу венки, оформленные в польских национальных цветах».

Щепетильно-деликатный вопрос

Еще один щепетильный вопрос, вольно или невольно возникавший в ходе торжественных мероприятий, – участие белорусов в войне 1812 года. Ведь известно, что они воевали как на стороне русских войск, так и в армии агрессора. Одни (в основном шляхтичи и католичество) хлебом и солью встречали императора французов, и даже, как его адъютант полковник Доминик Радзивилл, активно поддержали Бонапарта в его походе на Россию, другие (православные) верой и правдой служили императору российскому. И в том, и в другом случае счет шел на сотни тысяч штыков. По некоторым данным, в русской полевой армии, насчитывавшей 541 тыс. человек, белорусов было более 200 тыс. Главным образом рекрутов, «призванных» из здешних земель. И ныне время от времени этот факт так или иначе используется в политических перепалках о нынешнем «пути» Белоруссии: к кому ей больше «исторически тяготеть» – к западному соседу или восточному?

Особенно «смелые» исследователи, например, философ, аналитик истории, психолог и популяризатор боевых искусств Анатолий Тарас (кстати, в прошлом – офицер ГРУ), открыто заявляют: «Никакой Отечественной войны 1812 года для белорусов не было, 200 лет назад они оказались в роли заложников непомерных амбиций двух империй, а их многострадальное отечество дважды за полгода было разорено враждующими армиями».

Автор этих строк заметил, что официальные лица республики хоть и не скрывают этот факт, все же как бы пытаются найти «оправдание несознательности некоторой части» тогдашних белорусов. Например, выступивший на берегу Березины заместитель премьер-министра страны Анатолий Тозик (он возглавлял созданный по поручению президента Александра Лукашенко оргкомитет по подготовке и проведению памятных мероприятий, посвященных 200-летию войны 1812 года) в этом «деликатном моменте» даже призвал на помощь Льва Толстого. Дескать, титан русской литературы с присущей ему гениальностью в романе «Война и мир» показал, что беды творили не только французы в своем походе на Москву, но и русские, погнавшие Наполеона восвояси. С тем намеком, что белорусы волей-неволей вынуждены были в этом «соучаствовать». Но что бы там ни было, а именно на белорусской земле при переправе через Березину в ноябре 1812 года армия Наполеона потерпела окончательное поражение.




Враг повержен.

Любопытную хорошо изданную брошюру под названием «Борисов, Березина... Последняя надежда Наполеона» раздали журналистам, которые прибыли из России на демонстрацию военизированной реконструкции. Вышла брошюра из-под пера сотрудника зала беларусики и краеведения борисовской Центральной райбиблиотеки Александра Балябина, а предисловие к ней написал заведующий кафедрой белорусской культуры и регионального туризма Гродненского госуниверситета доктор исторических наук, профессор Вячеслав Швед. Очень наглядно иллюстрированная, книжка посвящена главным образом почасовой хронологии пребывания Наполеона в Борисове, Студенке и на Березине: как и откуда ехал, где ночевал, в чем был одет, что кому повелевал… Но вот что написано в послесловии: «Бедствия, причиненные войной, еще долго напоминали о себе. Но прошло время, и в коллективном сознании народа 1812 год стал ассоциироваться не с лишениями и страданиями, а с несбывшейся надеждой на избавление от крепостной зависимости и общее улучшение жизни».

Автор приводит «показательное предание» о шапке и рукавицах, якобы оставленных Бонапартом в местной церквушке: «Крестьяне Борисовского уезда верили, что когда-нибудь он вернется в Борисов за своей шапкой и рукавицами, тогда и вызволит наш край от москаля» (цитата приведена в книге без ссылки на источник. – О.Е.). Народное предание оказалось на редкость долговечным и даже отразилось в пьесе белорусского «песняра» Янки Купалы «Павлинка».

В том же контексте автор брошюры пишет: «Среди жителей борисовской деревни Брили до недавних пор ходила легенда, что Наполеон, потерявший надежду выбраться из русской западни, с горя уронил в Березину свою шляпу, которую местные жители называли по-белорусски «брыль». Отсюда пошло и название самой деревни – Брыли (по-русски Брили)». Очевидно, и Брилёвское поле – отсюда же.
Мемуаристы, однако, свидетельствуют, что в ту студеную позднеосеннюю пору император был отнюдь не в своей знаменитой треуголке. Одет он был в шубу на меху, причем внешне красиво расшитую, и шапку-ушанку малинового бархата, отороченную по лубу и вдоль щек черно-бурой лисицей. Кстати, таковым его изобразил на портрете «На морозе» русский живописец Василий Верещагин. Лишь иной раз, дабы подбодрить погибающее на стуже бывшее войско, Бонапарт слезал с одной из своих лошадей, брал посох в руки и шел рядом с напоминающими современных бомжей солдатами, многие из которых были с обмороженными руками и ногами, без оружия.

Борисовский краевед Балябин также сообщает, что один из крестьян оказал французскому императору неоценимую помощь в том, что указал место брода через Березину. По нему переправились и спаслись остатки французской артиллерии. Наполеон вознаградил старика (отнюдь, увы, не поспешившего повторить подвиг Ивана Сусанина) несколькими золотыми монетами.


Наконец, до сих пор жива легенда о «золотой» карете императора и его несметных сокровищах, якобы припрятанных где-то на Березине и будоражащих многие умы.

Русские французов не перезахоранивают

Что касается последнего, то не припомнится, чтобы «золото Наполеона» искали здесь столь же ретиво, как, скажем, могилу Чингисхана на Дальнем Востоке, «золото Колчака» в Сибири или Янтарную комнату в Прибалтике и на Западе. Хотя раскопки по берегам Березины ведутся. В последние годы, по договоренности с белорусской стороной, участвуют в них и французские археологи. Но ищут главным образом останки солдат. И находят во множестве.

Последнее перезахоронение было произведено 2 ноября 2012 года на гражданском кладбище деревни Студенка. В братской могиле упокоились останки 110 французов вымерзшей и разгромленной Великой армии. Они были найдены и извлечены из земли солдатами 52-го поискового батальона Министерства обороны Республики Беларусь около деревни Горбовщина в соседнем с Борисовским Логойском районе еще в июне. Прибыл посол Франции Мишель Ренери. Российских представителей почему-то не приглашали.

Интересно, что место для захоронения – Студенку – выбрали сами французы. Ранее здесь уже случилось куда более массовое погребение. 25 ноября 2007 года в братскую могилу положили прах 224 солдат и офицеров наполеоновской армии. «НВО» писало об этом. Вкратце напомним: останки потерпевших фиаско наполеоновских вояк и принадлежащие им вещи стали массово находить летом–осенью 2005-го ребятишки в карьере близ деревни Селище, что в 80 км на северо-запад от Минска.


В сентябре сюда прибыло подразделение 52-го поискового батальона. Было идентифицировано, что некогда это были военнослужащие 15 отступавших французских линейных полков. Находка столь впечатлила французскую сторону, что на торжественную церемонию погребения, произошедшего через два года, из Парижа был вызван для исполнения «Марсельезы» главный военный оркестр сухопутных войск Франции.

Тогдашний французский посол госпожа Мирей Мюссо на отдании последних почестей также недвусмысленно проводила мысль о том, что «уроженцы территории, которые жили тогда здесь, поровну сражались как в армии Наполеона, так и в войсках российского императора Александра I». Белорусам уже тогда такой посыл явно не понравился. И следом выступивший помощник министра обороны РБ по идеологической работе в Вооруженных силах РБ – начальник Главного управления идеологической работы МО Беларуси генерал-майор Александр Гура не без жесткости в голосе заметил, что «белорусская сторона принимает участие в подобных мероприятиях для того, чтобы никогда больше не повторялось трагедий, подобных той, которая постигла французскую армию в 1812 году, чтобы люди не погибали с мечом в руках на чужой земле...». Представители из России в данной церемонии также не участвовали.

В году 200-летия в Белоруссии состоялось и одно перезахоронение русских солдат – у деревни Салтановка (близ Могилева), где в июле 1812 года произошло сражение между русским корпусом под командованием генерал-лейтенанта Николая Раевского (15 тыс. человек) и французским корпусом под командованием маршала Луи Даву (26 тыс.). Раевскому удалось сдержать наседавших французов, что позволило 2-й Западной армии генерала от инфантерии Петра Багратиона продвинуться в район Смоленска и соединиться там с армией будущего генерал-фельдмаршала Михаила Барклая-де-Толли. Русские потеряли здесь убитыми и ранеными около 2,5 тыс. солдат и офицеров, французы, по разным источникам, – до 5 тыс. И, кстати, именно здесь, по легенде, Раевский увлек в одну из ожесточенных атак своих сыновей. Через 100 лет, в 1912-м, этот эпизод отразил в своей картине художник Николай Самокиш.


Французских официальных лиц, аккредитованных в Белоруссии, на это действо тоже не звали. Да и россиян на церемонии представлял лишь глава представительства Россотрудничества в РБ Виктор Малашенко.