Людмила Улицкая: Отношения России с Украиной испорчены на несколько поколений вперед

... о политике, критике, гонорарах, и о том, как она собиралась работать уборщицей.

В Киев Людмила Улицкая приехала в качестве одного из организаторов состоявшегося 24-25 апреля конгресса «Украина – Россия: диалог», в котором приняли участие сотни российских и украинских общественных деятелей, историков, экономистов, социологов, писателей, журналистов, публицистов. Для делегатов из России эта акция стала не просто интересным опытом, но и серьезным гражданским поступком.

Людмила Улицкая из числа тех писателей, которых не просто признают, уважают, ценят, но, прежде всего, любят. Ее книги – повести «Сонечка» и «Веселые похороны», романы «Медея и ее дети», «Казус Кукоцкого», «Даниэль Штайн, переводчик», сборники рассказов «Бедные родственники», «Люди нашего царя» и другие – отличаются редким сочетанием силы и простоты, сдержанности и человечности, тонкой словесной работы и масштабов художественных задач.

Ее жалуют как читатели, так и критики, как на родине, так и за рубежом. Список полученных ею наград впечатляет: французская премия Медичи, итальянские имени Джузеппе Ачерби, Пенне, имени Гринцане Кавур, российские «Книга года», «Русский Букер», «Большая книга»… Последняя по времени – Австрийская государственная премия по европейской литературе – была ей присуждена за день до нашего разговора.

– Почему вы приняли участие в организации конгресса?

– Единственное, что могут сделать люди нашей профессии для того, чтобы изменить политическую ситуацию, это говорить и писать. Мы не в силах воздействовать на политику в той мере, в которой нам бы хотелось. Но влиять на атмосферу в стране и в отношениях между нашими странами мы все же можем.


– В отношении Украины российские гости высказывали довольно разные мнения.

– Те 80%, которые в России поддерживают государственную политику – люди несамостоятельного мышления. Что касается оставшихся 20%, не придерживающихся точки зрения, излагаемой в телевизоре, то они часто друг с другом не совпадают. Каждый мыслящий человек думает по-своему, поэтому в среде интеллигенции по политическим вопросам есть большие разногласия.

– И куда идет Россия, пока у интеллигенции разногласия?

– Каждый день вспоминаю Джорджа Оруэлла. Происходит переписывание учебников истории, переформатирование мозгов, реставрация сталинизма. Все это чрезвычайно грустно. Это выбрасывает нас с цивилизационного пути в сторону какой-то Северной Кореи.

– Вы говорили, что отношения между нашими странами для вас имеют особый, личный аспект.

– Граница между Украиной и Россией проходит через меня. Мои дедушка и бабушка родом из Киева, дедушка жил на Кузнечной (ныне Горького. – Forbes), бабушка – на Мариинско-Благовещенской (ныне Саксаганского. – Forbes). Сестры моей бабушки с довоенных времен поселились в Крыму, в детстве я часто туда ездила.

– Как вы отнеслись к «возвращению» Крыма в Россию?

– В разные эпохи в Крыму были колонии греков, римлян, хазар, генуэзцев, туда приходила Османская империя, потом он был российским, советским, украинским, теперь снова стал российским. Мне неважно, чей Крым, украинский или российский. Меня бы устроила там любая власть, лишь бы она заботилась о процветании этой земли и ее народа.

С другой стороны, современный мир приходит к мысли, что границы государств менять не надо – это травматично и непродуктивно. Отношения России и Украины теперь испорчены на несколько поколений вперед. И все же я думаю, что со временем они будут восстановлены. В конце концов, мы пользуемся одним и тем же гениальным кириллическим алфавитом. Уже одно это нас во многом объединяет.


– У вас своеобразная писательская судьба: признание на родине пришло к вам через Европу, не так ли?

– Первая моя книжка вышла, когда мне было пятьдесят, причем на французском языке. Приятельница-переводчик, работавшая в Париже, отвезла рукопись своей знакомой, та передала ее в издательство «Галлимар», и вскоре я получила по почте контракт. Пошла к соседке, у которой французский родной, и спросила, моя ли фамилия там стоит – по-французски она пишется Oulitskaïa. Соседка сказала: твоя, твоя, успокойся.

В 1993 году книжка вышла по-французски, в 1994-м – по-русски. Вскоре после этого в три часа ночи мне позвонили в дверь. Вскакиваю, открываю – на пороге человек в тренировочных штанах и майке. В руке у него бутылка водки, она уже почти вся выпита. Едва ворочая языком, он говорит: «Слушай, мне сказали, что ты хороший писатель. Давай выпьем!» Муж кричит: кто там? Я отвечаю: это слава пришла.

– Немногие писатели могут жить на гонорары. У вас, насколько я понимаю, это получается?

– Как писатель я начинала с чистого любительства. И понимала, что любителю ничего не полагается. Поэтому, когда мне вдруг стали платить деньги за то удовольствие, которое я получала от работы за письменным столом, я почувствовала настоящее изумление. До сих пор удивляюсь: надо же, опять заплатили!

– А как вы жили, пока платить не начали?

– В 1980-е я по чуть-чуть занималась драматургией, некоторые мои пьески идут до сих пор. Кроме того, я была разведенной мамашей с двумя детьми и получала алименты. Тем не менее, были годы, когда, проходя мимо станции метро «Аэропорт», я смотрела, не висит ли там объявление о том, что требуется ночная уборщица. Потому что единственная работа, на которую я могла бы пойти, уложив детей в девять часов спать – это убирать метро. Думала: так, ладно, в этом месяце еще обойдусь, а вот в следующем уже пойду. Я была готова идти работать уборщицей, лишь бы продолжать баловаться литературой.

– После какой книги вы почувствовали себя настоящим писателем?

– На ноги меня поставила «Медея и ее дети». После нее я поняла, что могу именовать себя «литератором». Слово «писатель» мне всегда казалось слишком помпезным и патетичным. Я стараюсь избегать его до сих пор.

– С одной стороны, большинство критиков причисляют вас к «большой» литературе, вам присуждают престижные премии. С другой – ваши книги выходят тиражами, обычными для литературы массовой. Вас не смущает такое двойственное положение?

– Я не очень-то читаю критиков, но могу сказать, что отрицательные отзывы иногда важнее положительных. Больше всего меня когда-то задела фраза: «Улицкая – средний писатель для средних людей». Сначала она показалась мне обидной, но потом я поняла, что это справедливо. Я не принадлежу к числу высоких интеллектуалов. Я не слишком высокого о себе мнения и прекрасно знаю свое место.

Когда я начинала писать, воображаемым читателем для меня были мои подруги. Я действительно обращаюсь к такому же человеку, как я сама – моего возраста, моего культурного уровня, моего миропонимания. Я считала, что слой этих людей очень тонкий, и никогда не рассчитывала на большой успех. И мне было чрезвычайно приятно обнаружить, что таких людей на самом деле гораздо больше, чем я думала.