Наталья Громова об Андрее Панине: «Мы так и не решились дать волю своим чувствам»
«Андрей разбудил меня, прислав СМС: «Ты мне очень нужна, я очень соскучился. Приезжай, пожалуйста, я тебя очень жду». Договорились встретиться на следующий день. Как назло, в последний момент у меня разболелся зуб, и я написала новое СМС: «Давай встретимся завтра». Андрей ничего не ответил. А на следующее утро мне позвонила бабушка: «Ты видела новости? Панина больше нет…» — вспоминает его подруга Наталья Громова.
Мне нравилось, что Андрей был не таким, как все остальные мужчины, которых я знала до него. В три часа ночи он мог посылать одно за другим СМС со стихами, а при личной встрече молчать несколько часов подряд и просто рассматривать меня. Он привлекал своей загадочностью...
Мы познакомились девять лет назад на премьере фильма с его участием. Я специально выбиралась на такие мероприятия, чтобы знакомиться со знаменитыми актерами и лично приглашать их на детские кинофестивали, которые мы уже много лет проводим вдвоем с мамой.
На том банкете я подошла в том числе и к Панину и выпалила: «Андрей, здравствуйте, мы с мамой делаем фестиваль «Алые паруса» и хотели бы вас пригласить тоже, потому что вы наш любимый актер». Фраза в принципе была стандартная, но вкупе с моей улыбкой никогда еще не давала сбоя. Панин хитро посмотрел на меня: «А ты бойкая! Ну хорошо, запиши мой телефон, созвонимся, спишемся, как-нибудь выберусь к вам».
Только вот панинское «как-нибудь» растянулось на долгих семь лет моих бесконечных уговоров и его многочисленных обещаний. Мы не встречались лично, но на связи были почти каждый день, быстро перешли на «ты». Несколько раз пытались говорить с ним по телефону. Мне стыдно в этом признаваться, но у Андрея была такая странная дикция и такой тихий голос, что я вообще не понимала, о чем он говорит, и все время переспрашивала.
Панин, видимо, догадался, что я напрягаюсь во время разговора, и сам предложил перейти на СМС-общение. Он стал писать мне по несколько раз в день, а по ночам присылать стихи… У него был такой красивый слог, и я однажды поинтересовалась: он сам все это сочиняет? Панин ответил: «Давай увидимся, сама проверишь!» Но я тоже вела свою игру: «Андрюш, с удовольствием! Увидимся обязательно… Но только на фестивале».
Так у нас и повелось: Панин приглашает встретиться в приватной обстановке, где-нибудь в ресторане, попить кофе. А я отвечаю стандартной фразой: «Все будет — кофе, мороженое, соки-воды, но только на фестивале». Это удивительно, но наша переписка не затихала, хоть мы и не встречались. Однажды случайно пересеклись с Паниным на премьере «Кандагара», где он играл одну из главных ролей. Андрей подошел ко мне и сказал с улыбкой: «А! Это ты, коварная и вероломная? Давай ночью обсудим фильм, ок?» И полночи мы переписывались. Естественно, я писала, какой же он гениальный. И это были не дежурные комплименты, потому что с премьеры я уходила вся зареванная.
Каждый раз, составляя списки актеров на очередной фестиваль (а мы со временем стали проводить «Алые паруса» не только в Крыму, но и в Греции, Черногории и Болгарии), я держала в уме еще одну позицию «Андрей Панин». Наверное, это был уже азарт с моей стороны, дело чести. Андрей вроде бы уже соглашался, но всякий раз у него в последний момент возникали какие-то непредвиденные обстоятельства.
«Прости, Котя! В следующий раз — обязательно!» — писал он в таких случаях. За семь лет я уже привыкла к тому, что приезд Панина остается несбыточной мечтой, что не мешает нашей виртуальной дружбе. Но вот два года назад перед фестивалем в Болгарии Андрей вдруг первым написал: «Свяжись с моим директором. Еду». Мы созвонились с Геной, его директором, уточнили сроки. А в конце разговора Гена вдруг сказал очень странную вещь. Мол, вы не волнуйтесь, все будет нормально, я тоже поеду с Андреем и буду его контролировать.
Я удивилась, но особенно ломать над этим голову не стала. Помню, перед отъездом была еще встреча в Доме кино, куда Панин приехал ознакомиться с программой. Он много шутил и произвел очень приятное впечатление на всех. А я вдруг застеснялась. Помню, даже боялась поднять на него глаза. Почему-то мне стало страшно чем-то выдать, что нас с этим взрослым, ярким, таким талантливым человеком что-то связывает. Хотя речь шла всего лишь о безобидных СМС…
За пару дней до вылета в Болгарию нам срочно пришлось менять билеты: выяснилось, что Гена не сможет лететь с Андреем, но тот берет с собой своего сына Сашу. И вот наконец мы в аэропорту. Все хохмят, веселятся — фестиваль-то очень дружеский, все свои... Один Панин держится в стороне, да еще и прикрыл голову капюшоном, а глаза спрятал за солнцезащитными очками. Я попыталась подойти к нему, пригласить к остальным, но режиссер Александр Атанесян, у которого Андрей снимался в фильме «Сволочи», остановил меня: «Лучше не трогай его сейчас».
«Хорошо», — согласилась я. Но, если честно, немножко даже обиделась. Подумать только! Семь лет этот человек строчил мне СМС, бесконечное количество раз приглашал встретиться. А теперь, когда я рядом, избегает меня… В Болгарии странности продолжились. На церемонии открытия и в зале собрались все — кроме Панина. Только его сын сидел рядом с Атанесяном. Андрея мы нашли позже, уже на закате, одиноко прогуливающимся по пляжу вдоль моря.
На следующий день мы поехали на экскурсию, и только тогда Андрей, наконец, обратил на меня внимание, подсел ко мне в автобусе. Но разговор не клеился. Я видела перед собой совсем другого человека, не того, каким Панин мне представлялся по нашему СМС-общению. Я-то ожидала увидеть его веселым, нежным, корректным. Но все было ровно наоборот…
Должна признаться, что я даже побаивалась его в тот момент, потому что Андрей источал какое-то необъяснимое раздражение. Он был недоволен всем: едой, условиями проживания, нашей компанией. А в одну из ночей вдруг закатил скандал. На следующее утро нам через третьи руки передали, что Панин сам просит отправить его поскорее в Москву. Мы тут же заказали билеты, и я даже не видела, как они с сыном уезжали, потому что на тот момент была разочарована в этом человеке. Решила для себя, что не буду больше навязывать ему свое общение.
Фестиваль закончился, мы вернулись в Москву. Через некоторое время мама спрашивает у меня, что там с Паниным, как он себя чувствует. Мол, ты же с ним всегда была на связи. Я огрызнулась: «Знать ничего не хочу про него!» Мама пристыдила меня: «Наташа, ты не вправе никого осуждать. Ты не знаешь, почему он так себя вел. А вдруг у него проблемы, вдруг ему очень плохо?» Мамины слова запали мне в душу.
К тому же я уже выяснила, почему Панин не любит ездить на фестивали. «Боится сорваться», — объяснили мне его друзья. Правда, в Болгарии я все время видела его в форме. Но кто знает, чего это ему стоило. Так что в маминых словах была доля истины... И вот, только я свыклась с этой мыслью, как от Панина — впервые после Болгарии — приходит СМС: «Как дела, Котя?» Только вот номер, с которого это отправлено, был незнакомый. Но так ко мне обращался только Андрей: Котя или Котиг. И я ответила: «Где ты? Чем сейчас занят?»
Выяснилось, что Андрей в Питере, снимается в роли доктора Уотсона в сериале про Шерлока Холмса. А ведь я с подружкой Дашей как раз на выходные собиралась в Питер! «Если ты еще не заказала гостиницу, то можете остановиться у меня. Мне снимают большую квартиру в центре, места хватит всем», — предложил Панин. Вот тут я немного запаниковала. Все-таки номер-то незнакомый, а вдруг это вообще не Андрей? Но я посоветовалась с подругой, и мы решили: приедем ведь днем, вокруг люди, если что — убежим.
Сразу с вокзала мы отправились по адресу, который указал Андрей. Дверь открыл он сам, чисто выбритый, пахнущий хорошим одеколоном. «А, девчонки! Проходите, завтрак на кухне, а я на съемки, вернусь к ночи». И ушел. На кухне действительно был накрыт для нас стол на двоих: Андрей и яичницу пожарил, и салат порезал, и даже бутылку вина поставил. Так трогательно... Этот человек не переставал меня удивлять.
Совершенно невозможно было предсказать, чего от него ждать в следующий раз. И квартира показалась мне удивительной: там было все как-то слишком чисто и аккуратно для мужской «берлоги». Да и мебель ярких расцветок подошла бы скорее девушке, чем почти пятидесятилетнему Панину. Снова загадка!
Хорошенько нагулявшись за день, вечером мы с Дашей вернулись домой. Тут и Андрей приехал со съемок. Мы поужинали, потом стали укладываться. Он постелил нам с Дашей в большой комнате на диване, причем подруге вместо подушки достался плюшевый заяц. Сам Андрей ушел в другую комнату. Ради приличия я зашла пожелать ему спокойной ночи — в результате мы проболтали почти до утра. Панин был очень оживлен, внимателен, остроумен...
Говорили обо всем на свете, но в основном про кино. Я призналась, что мы с мамой мечтаем спродюсировать детский фильм. Видели бы вы его реакцию! Андрей просто подскочил на месте и начал меня расспрашивать, что и как, стал предлагать свою помощь — хоть в качестве актера, хоть режиссера. Оказывается, он и сам вынашивал подобную идею...
Панин так зацепился за наш проект, что с этих пор от него приходили не два-три СМС в день, как раньше, а по десять и больше. А когда он вернулся с питерских съемок в Москву, сразу предложил мне встретиться. Я думала посидеть в ресторане Дома кино, но Панин сказал: «Там много посторонних людей, лучше приезжай ко мне домой на Балаклавский проспект».
Я даже не сразу смогла найти это место на карте. Ведь знаменитые актеры обычно живут в центре или же в престижных поселках в Подмосковье. А тут какой-то спальный район, почти у МКАДа. Но поехала… Квартира, куда меня пригласил Андрей, разительно отличалась от той, в которой он жил в Питере. Если там бросались в глаза яркие позитивные цвета, то московское жилье угнетало своей серостью. Еще в подъезде я стала задыхаться от спертого запаха, да и в квартире оказалось не лучше. Вещи Андрея были разбросаны повсюду.
Насколько разнились эти две квартиры — московская и питерская, — настолько же Панин в Москве предстал совершенно другим человеком. Он мог посреди разговора вдруг замолчать и смотреть на меня, почти не мигая, думая о чем-то своем. «Андрюш!» — порой окликала его я, а он, словно очнувшись после сна, мотал головой: «А, да-да, я тут».
Панин мало говорил о своей работе, но даже из нескольких обрывочных слов я поняла, насколько его тяготит то, что он делает. «Понимаешь, — объяснял он, — я хватаюсь за все, что предлагают, лишь бы не сидеть без дела». И он очень сердился, что мы с мамой все медлим с запуском нашего фильма, — ему словно очень нужен был этот проект...
С тех пор я стала бывать у Андрея на Балаклавском. Мне все чаще приходила в голову мысль: «А могла бы я полюбить Панина по-настоящему? Не как близкого друга и старшего товарища, а всем сердцем, как своего мужчину? Да… Возможно, да…» С каждой новой встречей я все сильнее привязывалась к нему, несмотря на все его странности. Но я отчаянно сопротивлялась своему чувству... Особенно боялась, как бы Андрей не заметил моих метаний. Ведь он женатый мужчина! Как бы я ни относилась к Панину, нужно было держать между нами дистанцию.
Я никогда не задерживалась у него позднее десяти часов вечера. А если наш разговор принимал «опасное» направление — старалась взять нарочито сухой тон и вообще как-то свернуть на деловую тему. У Панина дети, думала я. Не дай бог брать такой грех на душу... Потом, когда Андрея не стало, его друзья рассказали мне, что к этому времени у него были сложные отношения с женой и чувствовал он себя потерянно. Но я же этого не знала!
А он ничего мне не говорил, да и вообще, сам словно боялся сделать в наших отношениях следующий шаг. Не буду скрывать, однажды я спросила Андрея, почему он живет в этой холостяцкой квартире, а не со своей семьей. И получила довольно жесткий отпор — что он не собирается ни с кем обсуждать эту тему. Панин в очередной раз дал понять, что не любит, когда пытаются проникнуть в его душу.
Это вообще в нем очень чувствовалось — яростная готовность охранять границы своего личного пространства. Я ведь даже боялась лишний раз сдвинуться с места в его квартире! Ни разу, к примеру, не заглянула в холодильник. Андрей всегда сам накрывал стол, заваривал чай и мыл посуду. Мне, как я понимаю, отводилась роль слушательницы, когда он хотел выговориться. Панин говорил, как хорошо было бы уехать в Тибет и оторваться от этой суеты. Жаловался на съемки в «Шерлоке Холмсе»: «Как же все там долго идет, никак ничего не срастается». Потом Андрей вдруг ни с того ни с сего начинал читать стихи:
Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое —
От неизбежного…
«Это тоже твои?» — спрашивала я. «А какая разница, — смеялся он. — Слова, они же ничьи...» Но я запомнила эти строки и специально забралась в Интернет, чтобы найти автора. И в следующий раз попросила: «А почитай мне еще Мандельштама». Андрей даже не удивился: «Я специально не говорил тебе, чьи это строки, чтобы тебе самой стало интересно». Так он приучал меня к хорошей литературе.
В какой-то момент я стала замечать в нем позитивные изменения: Андрей стал вести здоровый образ жизни, много гулял, сильно похудел. Казалось, теперь все у него пойдет на лад, все будет хорошо... Рано утром 5 марта он разбудил меня сообщением: «Доброе утро, Котя!» Спросил, когда я к нему приеду. Я ответила: «Что-то случилось?» — «Ты мне очень нужна, я очень соскучился. Приезжай, пожалуйста, я тебя очень жду». Но в тот день у меня были дела, и мы договорились встретиться завтра в полдень. И снова ничего не вышло!
В последний момент у меня сильно разболелся зуб, и я не поехала на Балаклавский проспект. Написала Андрею, что предлагаю перенести встречу еще на день. В ответ — тишина. Что было странно: обычно сообщения от Панина приходили мгновенно, максимум через час. От его молчания мне стало как-то не по себе. Я снова написала ему: «Андрюш, ответь, если я завтра к тебе приеду, нормально?» И снова тишина. Что случилось? Обиделся? Уехал на съемки? Мало ли…
Ночью я очень плохо спала, мне снились кошмары. Седьмого марта с утра я первым делом стала набирать его номер, хотя у нас так не было принято. Обычно звонил Андрей или же присылал СМС, а я только отвечала, инициативу же не проявляла никогда. Но тут особый случай, я что-то почувствовала... Телефон Панина был отключен. Я надеялась, что он просто находится вне сети и мне придет сообщение, когда Андрей окажется в зоне доступа.
Однако такой информации не поступало. Я уже собиралась набрать номер его директора Гены, когда зазвонил телефон. Это была моя бабушка: «Наташа! Ты смотрела новости? Андрюши Панина больше нет». Нет, я не могла в это поверить. А через три часа мне пришло СМС, что абонент «Андрей Панин» снова в сети. Вот это было самое страшное.
Я легла на кровать и укуталась с головой в одеяло. Телефон, как назло, разрывался от звонков, но я отбросила его в сторону. Мне казалось, что это звонит Андрей, и я всерьез боялась сойти с ума... Какой-то животный страх сковал меня, и я просто не могла взять телефон в руки. А мама, какие-то друзья — все меня разыскивали...
Утром 8 марта позвонил следователь и попросил подъехать в отделение милиции, где уже находились вдова Андрея Наташа и его сестра. И если Наташе было не до меня — она пребывала в оцепенении от горя, — то сестра и, что больше всего меня поразило, следователь смотрели на меня с осуждением. Видимо, перед этим он изучил полную расшифровку нашей переписки с Андреем и нафантазировал себе невесть что.
Я рассказала все как есть, без утайки. Тем более что мне действительно совершенно нечего было скрывать. Даже жаль, что настолько нечего... Затем было прощание в МХТ, отпевание в церкви, поминки — все промелькнуло как во сне… Все это время я повторяла про себя: «Это я виновата, Андрюша, это я! Прости! Если бы я приехала, когда ты меня позвал, все было бы по-другому...»
Не исполнилось еще и сорока дней, как не стало Андрея, когда мне приснился сон. Будто я с каким-то молодым человеком отдыхаю на море, мы идем по пляжу, и нам навстречу Панин. Улыбается, темные очки, как у кота Базилио. «Наташка! Ты-то что тут делаешь?» Отвечаю, растерянная: «Да вот, отдыхать приехала. А ты же вроде…» Он машет рукой: «Да ты что! Ерунда все это! И ты поверила? Я же тоже отдыхать, с женой, с детьми тут».
Вдруг отзывает меня в сторону: «Слушай, а давай уедем отсюда, вдвоем. Если не понравится, вернешься». Я соглашаюсь и иду собирать вещи в номер, тут приходит мой молодой человек и говорит: «Ты не можешь с ним ехать, я тебя не отпущу». Я рвусь к двери: «Что за бред? Как ты смеешь мной командовать? Это моя жизнь, я хочу уехать с ним!» И тут в дверь стучит Панин, молодой человек открывает и говорит ему: «Она никуда с вами не поедет!» Андрюша опустил очки на кончик носа, посмотрел на меня пронзительно, покачал головой: «Я понял… Я тебя понял». Надел обратно очки, повернулся и ушел…
Проснулась я в холодном поту. Может, это было предупреждение? На следующий день поехала в церковь, где отпевали Андрея, к батюшке. «Странно, — сказал тот. — А вы знаете, что ко мне никто больше не обратился, кроме вас? Обычно близкие спрашивают, как молиться». Батюшка успокоил насчет сна, что это не страшно, это Андрей просто прощаться приходил. И посоветовал съездить к нему на кладбище.
Помню, я покупаю цветы и плачу: «Ну как же так, Андрюша, разве это правильно? Ты вот мне ни разу цветы не подарил, а я теперь тебе их постоянно приношу». Приехала к могилке, и меня будто толкнул кто-то на холмик, я упала сверху — и прямо передо мной портрет Андрея. С его спокойным и чуть ироничным взглядом. Так он смотрел на меня в той жизни…
Порой мы так боимся любви, что изо всех сил отталкиваем ее от себя, словно что-то нехорошее. Нас с Андреем тянуло друг к другу, зачем это отрицать? Иначе не было бы этих встреч, ночных СМС, долгих разговоров и молчания на двоих. Но мы так и не решились дать волю своим чувствам. И теперь мне остается только гадать, что было бы, если бы я приехала к нему в тот день — сразу, как только он меня позвал… Может, все и сложилось бы?