Тайна дуэли Лермонтова

…ордена Св. Анны 3-й ст. с бантом Николай Мартынов.



Никто не предполагал кошмарной развязки. Устроители дуэли даже не озаботились присутствием доктора, обязательным в таких случаях. Все уповали на мирный исход, хотя Мартынов был не на шутку уязвлен неумеренными колкостями, сказанными поэтом в его адрес, что и стало поводом для дуэли. Он «отнесся к поединку серьезно, потому что не хотел впоследствии подвергаться насмешкам, которыми вообще осыпают людей, делающих дуэль предлогом к бесполезной трате пыжей и гомерическим попойкам» (из воспоминаний самого Мартынова).

Секунданты споро установили барьер – 15 шагов, и отчеканили от него в каждую сторону ещё по 10 шагов, вложили в руки дуэлянтов пистолеты.

Секундант поэта дал команду: «Сходись». Выстрелов не последовало. Кто-то из организаторов поединка скомандовал, что если выстрелов не последует снова, то дуэль будет прекращена. Лермонтов громко и пренебрежительно, чтобы слышал Мартынов, бросил: «Я в этого дурака стрелять не буду!» и стал медленно поднимать вверх руку с пистолетом. В это мгновение прогремел выстрел Мартынова.

«Я вспылил, - писал Мартынов в ответах следователю. - Ни секундантами, ни дуэлью не шутят… и спустил курок…» От 15-мм заряда Лермонтова бросило наземь. Подбежавшие секунданты обнаружили поэта уже мертвым. На лице застыла его знаменитая демоническая улыбка.

На следующий день тело поэта было освидетельствовано ординарным лекарем пятигорского военного госпиталя: «При осмотре оказалось, что пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра… пробила и правое, и левое легкое, поднимаясь вверх, вышла между пятым и шестым ребром левой стороны и при выходе прорезала мягкие части левого плеча, от которой раны поручик Лермонтов мгновенно, на месте поединка помер».

Впоследствии угол движения смертельного заряда в теле дал повод искателям на ровном месте всевозможных тайн ввести в оборот легенду о злоумышленном убийстве великого поэта. Якобы в поручика Лермонтова, чуть ли не по указке императора, для подстраховки (Мартынов мог в последний момент отказаться стрелять в своего бывшего сокурсника по Юнкерской школе) пулял сокрытый в кустах нанятый казачина. И эта глупость до сих пор имеет успех у публики. Как можно было незаметно для многочисленных свидетелей прицельно наповал выпалить с нескольких десятков метров, если с 15 шагов сами дуэлянты чаще мазали, чем попадали? И при этом не обнаружить ядреным облаком дыма от выстрела свое лежбище? Впрочем, оставлю за рамками критику сей дури.

Однако причина поединка осталась тайной, и она уже 165 лет будоражит лермонтоведов. Статью-анонс к французскому изданию книги «Герой нашего времени» свидетель поединка А. Столыпин, дядя Лермонтова (он был моложе племянника на два года) заканчивал фразой: «Господин Лермонтов недавно погиб на дуэли, причины которой остались неясными».

Помимо того, что Михаил Юрьевич имел довольно скверный характер, выражавшийся в некотором высокомерии и чрезмерном увлечении насмешками над знакомыми, которые часто и густо были злы и оскорбительны, очевидно, имелись и другие скрытые пружины, толкавшие события к роковой развязке. Ведь колкостями, эпиграммами и рисунками-шаржами, порой даже фривольного характера, по отношению к приятелям Лермонтов увлекался еще с Юнкерской школы, однако к дуэлям это не приводило. «Он не мог жить без того, чтобы не насмехаться над кем-либо», – вспоминают его близкие. Окружающие, как могли, терпели «остроумие» молодого, но уже известного всей России поэта. Исключение – дуэль Лермонтова с сыном французского посланника Лавалем де Барантом в феврале 1840 года. Француз оказался не столь терпеливым к подначкам Лермонтова. Тогда все обошлось. Француз дал промах, Лермонтов выстрелил воздух.

Не буду оригинальным, если выскажу мнение, что исток роковой дуэли надо искать не только в язвительном характере поэта, но и в его блестящем романе «Герой нашего времени».

Просто напрашивается сравнение Лермонтова с Печориным, героем романа, при всей кажущейся на первый взгляд не автобиографичности этого произведения. Но если понимать автобиографичность не в лоб, как бытописание своей жизни, а подойти к этому более расширенно, как самовыражение сочинителя через любимого героя произведения, то роман вполне тянет на это определение.

Поэт очаровался созданным образом и в жизни начал проигрывать роман «Герой нашего времени», может быть, сам не замечая того. Печорин стал корректировать мировосприятие автора. Так бывает в жизни очень часто. Кумиры во все времена были эталоном для поведения даже для сильных личностей. Григорий Печорин – идеал поэта, его «альтер эго», уже вел его под руку.

«Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже… угадывать намерения, разрушать разговоры, притворяться обманутым и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов — вот что я называю жизнью!» — пишет Печорин в своем дневнике. О, если бы этот девиз «героя нашего времени» распространялся только на врагов! Бес Григория Александровича толкал Лермонтова в ребро. Пииту, склонному к психоанализу, очевидно, захотелось лицезреть с высоты своего холодного рассудка, как поведет себя его товарищ в ответ на некорректные замечания. Что в нем победит – дружба и или уязвленное самолюбие? Хватит ли тому духу позвать друга к барьеру?

В злополучный вечер 25 июля 1841 г. «…выходя из дома на улицу, — вспоминал секундант Мартынова князь Васильчиков, — Мартынов подошел к Лермонтову и сказал ему очень тихим и ровным голосом по-французски: «Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах», на что Лермонтов таким же спокойным тоном отвечал: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения». После таковых слов дуэль просто не могла не состояться.

И дуэль протекала в духе печоринской концепции. Фрагмент из «Героя…»:

«Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет… Он целил мне прямо в лоб… Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев как полотно, повернулся к своему секунданту.
— Не могу, — сказал он глухим голосом.
— Трус! — отвечал капитан.
…Выстрел раздался».

Нечто подобное произошло и в дуэли Лермонтова. С той лишь разницей, что подстрекательский возглас, импульсом толкнувший Мартынова спустить курок, исходил от самого поэта.

«В могилу он унес летучий рой
Еще незрелых, темных вдохновений,
Обманутых надежд
И горьких сожалений!»

Эти строки Михаила Лермонтова, посвященные Александру Одоевскому, можно отнести и к самому Лермонтову, так легкомысленно распорядившемуся своим гением, которым его щедро одарил Создатель. Великий русский поэт не позволил себе дожить и до 27 лет.