Лилия Подкопаева: Что едят и как живут чемпионы
Я не была талантливым ребенком. Я была не растянутая, не гибкая. Я была слабенькая. Чих-пых — и уже с температурой валяюсь. Тренеры говорили, что надо много работать, а я была очень трудоспособной и трудолюбивой. Когда бабушка меня в зал на гимнастику привела, она сразу сказала: "Мы не в группу здоровья — понаклоняться. Мы пришли за медалями".
Мне тогда было 5 лет, я сбегала из садика, потому что там молоко с пенкой заставляли пить, лазала по пожарным лестницам, по крышам гаражей. Когда переступила порог зала, то замерла как зачарованная. Это фантастический волшебный мир. Эти снаряды как мифические создания. Этот иностранный язык, который только тренер и спортсмен понимают. До сих пор помню: август, вторая половина дня, огромные окна во Дворце спорта, солнце уже почти зашло и видны только лучи. Сколько лет прошло — мама дорогая!
Я переступила порог — и на протяжении 18 лет гимнастика была моим бойфрендом. Часто спрашивают: ну а дискотеки, кино, женихи? Я отвечаю: нет, моим бойфрендом был Джим Настикс, gymnastics.
Мы жили на окраине Донецка, практически на границе с Макеевкой. Выехать в центр города — целое событие: центральный универмаг, площадь Ленина, где можно было есть очень много мороженого, кормить голубей. На трамвае целый час добирались. Девочке 7-летней нужно было в 5 утра вставать, чтобы быть в 7 на тренировке. Я не знаю, как мы тогда выдерживали. Ни машин, ничего. Каждый день, кроме воскресенья, у нас были две тренировки: первая — с семи до полдевятого утра, вторая — с трех до восьми вечера. А потом час обратно добираться домой. А потом уроки. Это тяжело.
Помню свою первую грамоту. Это был лагерь "Лесная республика" в городе Красный Лиман в Донецкой области. Я подтянулась 33 раза и очень гордилась — там же были мальчики, надо было выпендриться. И 100-метровку пробежала быстрее всех. И потом на главной линейке нам вручали грамоты. Я была такая счастливая, такая довольная!
Помню, как попала в молодежную сборную Советского Союза. Списки сформировали — и Союз развалился. Я была страшно расстроена, потому что мне не достался костюм с вышивкой СССР на спине. Это был предел мечтаний! Красный, очень красивый! Я же тогда еще совсем ребенком была, воспринимала все как игру.
Еще когда мы собирались на соревнования в Донецке, бабушка меня спрашивала: "Лилечка, ну ты как — переживаешь, волнуешься?". Я отвечала: "Неа! Я буду стоять на самом высоком кубике". Я еще даже не знала, что это пьедестал. Осознанная мечта появилась потом, после ряда побед на международных соревнованиях. Ты мечтаешь об Олимпийских играх и боишься этой мечты. В Америке есть дети, которые сразу говорят: "Я хочу быть олимпийским чемпионом". А я не понимала, что это такое. Мне хотелось, чтобы меня по телевизору показывали, чтобы я выступала на помосте, но быть олимпийским чемпионом — я не понимала, что это такое и с чем это едят.
Когда был Советский Союз и мы приезжали в Конча-Заспу на олимпийскую базу, нас кормили и красной икрой, и черной, и импортным шоколадом, и сушеными бананами — мы, дети, в том возрасте ничего подобного не видели. Потом питание стало более скромным. На завтрак — творожок, яйцо отварное, чай, шоколад, чтоб калории были. Обед стандартный — первое, второе, третье и компот. На ужин — тоже творожок. В какой-то момент я на него уже смотреть не могла. На базе — творожок, приезжаешь домой — и там тебе его делают из кефирчика на паровой бане.
Еще у меня все время жажда была, я не могла напиться водой. Работая в зале, гимнасты используют очень много магнезии, чтобы руки-ноги не скользили, чтобы не срываться на брусьях. Магнезия страшно пересушивает кожу, а еще, из-за того, что ты постоянно ею дышишь, кажется, что внутри у тебя целый слой этого порошка. Хотелось пить, а пить было нельзя. Сейчас, двадцать лет спустя, все рекомендуют пить очень много воды, а когда мы занимались, нам не разрешали. Говорили, будут дряблые, рыхлые мышцы.
Гимнасты не употребляют допинги, потому что в нашем спорте нет однотипных движений, как в плавании, легкой или тяжелой атлетике. У нас важны координация, сила, ловкость. Мозг должен очень четко работать. Самые серьезные препараты, которые мы употребляли, — это мультивитамины, рибоксин для поддержания сердечной мышцы и аскорбиновая кислота, аскорбинки. И еще нам заваривали чай с холосасом. Холосас — это вытяжка из плодов шиповника. В зале был самовар, и ребята пили из чашечек. Мне казалось, что я могу весь самовар сама осушить, а можно было только по глоточку.
В 1995 году, перед чемпионатом мира в Сабаэ, у меня случился переломный момент. Август, жара, мы тренируемся уже на пределе человеческих возможностей, просто умираем в этом зале. Я под каким-то предлогом попросилась выйти, зашла в раздевалку и не смогла вернуться. Я просто села и начала рыдать, у меня истерика была. Когда пришли тренеры, я сказала, что не хочу больше тренироваться, не хочу никакой гимнастики, мне надоело, я хочу быть обычным человеком, есть мороженое, пирожные, арбуз, — нам нельзя было арбузы: там много сахара и воды, мышцы отекают. И тут тренеры проявили себя как психологи и дали мне два выходных, что для гимнастики, в преддверии чемпионата мира, просто нереально.
Ведь человек может на очень долгий срок выпасть. Плюс если еще покушаешь хорошо — это все сразу сказывается на твоем общем состоянии, сразу мышцы начинают по-другому работать, тело ведет себя по-другому. Но тем не менее они рискнули, потому что по большому счету у них не было выбора. Ведь никого нельзя заставить. Можно только влюбить, вдохновить.
Эти два дня я гуляла по Киеву, ходила в театры, ела мороженое — и после 2-дневного отпуска вернулась с таким энтузиазмом, с такой улыбкой на лице, что в Японии стала абсолютной чемпионкой мира.
Конечно, после такой победы меня начало заносить на поворотах — ах, ну я же лучшая в мире! Становишься более ленивой, хочется немножко расслабиться, побалдеть, а времени балдеть нет, потому что остается меньше года до Олимпийских игр. Гимнастика — это уже не хобби, это твоя работа. Каждый месяц мы получали зарплату.
Когда я ехала в Атланту, это были страсти-мордасти. Я находилась в статусе абсолютной чемпионки Европы и мира. Эти два звания, этот груз, просто придавливали к полу. Раз ты выиграл два чемпионата подряд — на тебя возлагают надежды, что и на Олимпиаде будет точно так же. Я хотела абстрагироваться от своего статуса, но не могла. "Вся же Украина болеет за вас!". "Гимнастика — королева спорта, приносит стране больше всего медалей". Но ведь мы же дети!
Такого, как в Атланте, мы не видели никогда. "Джорджия Доум", где мы выступали, — стадион на 90 тысяч зрителей. Его разделили пополам: одна половина — под баскетбол, вторая — под гимнастику. Залы были забиты под потолок. И представьте себе эти 45 тысяч зрителей, которые скандируют: "U-S-A! U-S-A!". И тут мы, такие цыплята. Это просто катастрофа! Перед самым выходом на помост у меня было желание убежать и спрятаться, чтобы меня никто не нашел. Волнение — это одно, а тут был именно страх. Но страх присутствовал только до момента, когда я взошла на помост.
Все-таки насколько же мы интересно устроены: мозг начинает работать четко и чисто. Ты не слышишь зрителей, не видишь вспышек фотокамер. Конечно, мы знали, что в день многоборья в зале присутствовал президент США Билл Клинтон со своей семьей, и мы понимали, почему — все было настроено на победу американских гимнасток. Просто так президенты не приходят! Американские гимнасты очень сильные — и тогда были, а сейчас вообще вне конкуренции. И со стороны судей больше лояльности к принимающей стороне.
Вечером накануне многоборья ко мне пришел старший тренер сборной Олег Васильевич Остапенко — он меня всегда на помост выводил: "Ну что, Подкопаева, волнуешься?". А я не просто волнуюсь, а боюсь. А он мне: "Да что ты переживаешь. Посмотри, там все те же девочки, которые выступали с тобой все эти годы. Ты должна просто делать все, как ты умеешь: ни больше не надо, ни меньше не надо. И старайся получить удовольствие".
У меня тогда такие "тараканы" были! Встать с той ноги, с которой, как мне показалось, у меня хорошо получались упражнения. Надеть именно тот купальник, который я считала счастливым. В Атланту я привезла с собой бирюзовую сумку из болоньи, которую мне подарил дедушка, когда я еще была малышкой. С ней я выиграла свои первые соревнования, получила хрустальную вазочку, и посчитала, что эта сумка приносит мне удачу.
В общем, после первого снаряда я была на пятом месте. Второй снаряд — брусья. А у меня с детства очень нежные ладошки и слабая верхняя часть, поэтому мне нужно было больше работать в этом направлении. И в Атланте мы так много тренировались, что я посрывала на ладонях кожу, несмотря на то, что у меня на руках были специальные накладки. У меня там все кровит, а канал NBC это снимает — они любят такие истории. И вот я иду на брусья, кровь сочится, и я говорю девочке из Белоруссии, с которой мы много лет были соперницами и дружили: "Не представляю, как я сейчас буду выступать на брусьях, потому что у меня накладка вся мокрая". А она отвечает: "Поверь мне, когда ты возьмешься за жердь, то ничего не почувствуешь". Так и произошло.
После бревна, самого коварного вида гимнастического многоборья, я стала третьей. И заключительный вид — вольные упражнения. Это мой любимый снаряд. Я в детстве любила танцевать и сейчас люблю это дело. Мне нравилось посредством хореографии рассказать историю, и сделать это нужно было за 1 минуту 30 секунд.
За вольные упражнения я получаю практически 9,9 балла — и сразу выскакиваю на первое место. А американские гимнасты начинают ошибаться. Психологическое давление на них было, может быть, даже больше, чем на нас, — потому что президент Америки, потому что 45 тысяч зрителей, потому что они выступают дома. Ошибаются и российские гимнасты, причем Светлана Хоркина — на брусьях, хотя это ее коронный снаряд. После меня выступает китайская гимнастка Мо Хуэйлань — она реально могла стать победительницей, но тоже делает ошибку на ковре. И румынские гимнасты, которые спокойно середнячком шли, обступают меня со всех сторон. Я — чемпионка, а за мной — три румынских флага: две девочки разделили третье место и одна на втором. Как карты разыгрываются — ты никогда не знаешь. Настолько непредсказуем спорт.
Когда я смотрю видео со своим выступлением, то вообще не понимаю, кто это. Это вообще другая девочка, другая жизнь. Вроде бы Олимпиада в Атланте была как вчера — по ощущениям, по эмоциям. А потом смотришь — нет, это было так давно, что это другой человек. Проходить такие сумасшедшие нагрузки могут только crazy-люди. Все на пределе возможностей, на каком-то надрыве. Нормальный человек на такое осознанно не пойдет.
Мое двойное сальто вперед с поворотом на 180 градусов, которое пока что ни один спортсмен не смог повторить, — это всего лишь 7 лет подготовки, каждый день, кроме воскресенья.
Я спрашивала у Олега Васильевича: "Вот скажите, у нас были такие нагрузки, как в сборной Советского Союза?". Мне было интересно, насколько нас берегли. Выбор спортсменов в Украине все-таки не такой большой. СССР — это же была махина, мясорубка. Не подошел один спортсмен — взяли другого. Олег Васильевич ответил, что мы выполняли такую же программу. Ну тогда мы монстры!
А после Олимпиады начинается самое интересное — когда тебя со всех сторон хотят видеть, а я хотела побыть наедине с собой, чтобы никто меня не трогал. Все хотят сфотографироваться, взять автограф. А ты к этому еще не готов. Единственное, что я заранее придумала: если стану чемпионкой, то вместе с автографом буду рисовать олимпийские кольца. Сейчас мои дети меня спрашивают: "А что это за иероглифы?!".
Когда прекращаешь заниматься спортом — это страшная депрессия. Мы были такие солдаты. Нам готовили есть, за нами убирали в номерах, мы были сосредоточены только на тренировочном процессе и на том, чтобы свое здоровье сохранить. Стоя на пьедестале в Атланте, я задавала себе вопрос: а что дальше? Что может быть настолько сильным, чтобы меня вдохновило? И в один день, в одну минуту, в одну секунду ты не получишь ответа. Должно пройти время. Ты должен столкнуться с тем, что тебе придется учиться многому.
Существует такой стереотип: если ты чемпион — значит, прекрасен во всем. Синдром отличницы у меня, конечно, есть. Но нужно не бояться, не стесняться сказать себе и близким людям: извините, я этого не знаю, подскажите, научите, я готова учиться. Я не могу знать все. К этому нужно прийти. Я училась всему: коммунальные услуги — как их оплачивать? Откуда я могу знать?
Меня пригласили на показательные выступления в Америку, и там у меня были страшные депрессии. Я их заедала, запивала. Плюс закончился большой спорт, нагрузки максимальные прекратились — так что за три месяца я набрала 10 килограмм. Иногда спортсмены не могут выйти из этого состояния. Но я вернулась в Украину, влюбилась, поняла, чем хочу заниматься и что я умею, — и все выровнялось.
Когда я посвящала себя спорту, мне ужасно сладкого хотелось — всего такого калорийного, сникерсов каких-то. А теперь я предпочту стейк или кусок рыбы и соленый огурец. Сладости меня не соблазняют. С возрастом вкусы меняются. Из своих детских лакомств я люблю запеканку, сырники. То есть все-таки творожок.