Я училась на втором курсе в Щукинском училище, когда меня пригласили сниматься в Одессу — в фильме «Мексиканец». Там же недалеко снималась картина «300 лет тому...», где играл Вася Лановой. Он к тому времени стал уже известным актером, звездой фильма «Аттестат зрелости». А я только начинала и смотрела на Васю с восхищением — какой красавец и какой актер! Это было первое чистое чувство, тем более что ни у меня, ни у него никого до этого не было.
Мы знали друг друга еще по училищу, но по-настоящему познакомились в Одессе, на даче у друзей. Помню, как вдвоем наблюдали за петухами, и Вася сказал: «Смотри, петух клюет курицу, потому что любит ее...»
Довольно быстро мы решили пожениться — прямо на съемках в Одессе. Никакого торжества не было. Мы просто зашли в загс и расписались. После чего купили друг другу подарки в магазине белья. Так мы стали мужем и женой и были очень счастливы в первые годы. У нас ведь имелось много общего. Мы одного возраста, оба помнили ужасы войны, оба запоем читали Пушкина, Шекспира. Мы постоянно что-то обсуждали!
У Ланового была очень маленькая квартира, в которой помимо родителей жили еще две сестры и племянница. А я — единственная в семье, любимая папина и мамина дочка. Мой отец, Евгений Самойлов, был очень известным в то время актером. Хотя сам он происходил из простой семьи: папа — рабочий, мама — домохозяйка.
Однажды приятель уговорил его пойти прослушиваться в художественную студию. Так отец заболел театром и через какое-то время оставил завод, полностью погрузившись в искусство. Настоящая слава пришла, когда отец начал сниматься в кино. Сыграв «украинского Чапаева» — Щорса, папа даже был увековечен в памятнике, который до сих пор стоит в Киеве. Словом, наша семья жила в достатке.
И вот было решено, что мы с Васей поселимся у меня, на Песчаной улице. С деньгами папа нам помогал. Ведь Вася вынужден был все, что зарабатывает, отдавать своей матери. Плохо было то, что виделись мы мало — только поздно вечером. Ведь у Васи в училище была большая общественная нагрузка: он занимал пост в комсомольской организации, да еще работал на радио, все время был занят. При этом он хотел, чтобы я больше внимания уделяла дому.
Не раз предлагал: «Давай я буду зарабатывать, а ты хозяйствуй». Но ведь у меня тоже были свои мечты! С самого начала у меня была такая установка в жизни: «Кино — это главное!» Возможно, это у меня от отца — я ведь с детства привыкла, что все в нашем доме подчиняется ритму его работы в кино и в театре. Да и разве может сравниться перспектива сидеть дома и хозяйствовать, например, со съемками в фильме «Летят журавли» у Калатозова и Урусевского?
«МОЮ ВЕРОНИКУ ПРИДУМАЛ БАТАЛОВ»
Однажды мне предложили прочесть пьесу Виктора Розова «Вечно живые» (именно по ней снят фильм «Летят журавли». — Прим. ред.). Режиссер Михаил Калатозов и оператор Сергей Урусевский искали на главные роли молодых актеров. Кандидатура Елены Добронравовой, на которой настаивал сценарист, им не очень нравилась — на мое счастье. Ведь мне так хотелось сыграть Веронику!
Это была абсолютно моя роль, моя тема. Мне повезло — на пробах мы с Алексеем Баталовым «совпали», хорошо смотрелись вместе. Ведь нужна была именно пара! И Леша до сих пор говорит, что его взяли в этот фильм только из-за меня. Урусевскому понравилась моя легкость, грациозность. Я же все детство провела у балетного станка, рассчитывая со временем танцевать, как Павлова или как Плисецкая.
С последней была знакома моя мама, и ей удалось договориться, чтобы меня посмотрели в Большом театре. Это было крушение надежд. Строгие педагоги придирчиво оглядели меня и нашли, что у меня «тяжелые бедра», да и гибкость не та… Стало ясно, что профессиональной балериной мне не стать. Помню, когда мы вышли в коридор, мама зарыдала…
А я не особенно переживала — словно чувствовала, что меня ждет еще лучшая судьба — стать актрисой и сыграть Веронику в фильме «Летят журавли»... Кстати, это Леша Баталов придумал образ Вероники. Мы с ним репетировали на даче, когда он взял две обуглившиеся спички и нарисовал ими стрелки мне на веках. Сказал: «Вот Вероника! Ты должна так ее сыграть, чтобы все девушки захотели стать похожими на нее и рисовали себе такие же стрелки!»
Урусевский и Калатозов давали нам полную свободу на съемках. А они занимались по большей части техникой, постоянно что-то мастерили, изобретали… Эти гениальные кадры в первую очередь созданы мастерством оператора! Урусевский просто «рисовал» меня светом — такой красивой, как в этом фильме, я в жизни никогда не была. Калатозов с Урусевским не жалели нас.
Иногда на установку света уходили часы, а то и дни. Как и на репетиции. Мы могли готовиться к съемке какого-то эпизода сутки, а потом режиссер смотрел на меня и говорил: «Нет, ты еще не готова! Подумай еще…»
Одну только фразу «Я выйду замуж за Марка» я произносила два часа подряд, и то ее потом вырезали, а оставили только мое молчание. А Баталов три дня падал в одну и ту же лужу со словами: «Я не ранен — я убит». Но нам и в голову бы не пришло жаловаться! Это ведь было счастьем — сниматься в ТАКОМ фильме...
Во время съемок я узнала, что больна туберкулезом. Здоровье было подорвано еще с войны. В эвакуации я все время тяжело болела: то легкие, то сердце, то горло. Я лежала дни напролет. Лекарств не было, и мама делала мне какие-то отвары из трав. Ей пришлось так много прочесть об этом, что она стала врачом-самоучкой.
И вот в 1957 году война мне аукнулась. Конечно, я скрыла свою болезнь от режиссера. Очень боялась, что меня снимут с картины. Знал только Леша Баталов, и он не проговорился. Но все обнаружилось, когда снимали момент, где я бегу по лестнице разбомбленного дома. Я упала в обморок, врачи осмотрели меня и поставили диагноз. Мне стали продувать легкие, делать уколы — все, чтобы я только дотянула картину. Зато и вид у меня был вполне подходящий для изможденной войной героини — я была худая, мрачная…
Успех пришел не сразу. Наоборот, после того как на просмотре Хрущев обругал Веронику шлюхой, картина могла лечь на полку. Но каким-то сложным путем она попала за границу и получила призы в Канне.
Вот тогда «Летят журавли» и стали крутить во всех кинотеатрах. Возникла мода на Веронику. Как и предсказывал Баталов, девушки стали делать такие же стрелки, такую же прическу... Но главное — с этой картиной я побывала в Канне, а затем в Париже — городе моей мечты!
Я еще с училища заболела Парижем, когда стала изучать французский язык.
Как же я мечтала поехать туда, побродить по Лувру, посмотреть картины... Я ведь разбиралась в живописи, была этим очень увлечена. Вот только не верилось, что моя мечта осуществима. И вдруг — все получилось само собой, меня пригласили на Каннский кинофестиваль! А вот Лешу Баталова туда не взяли — его семья считалась неблагонадежной, у них ведь часто жила Ахматова...
Да и Калатозов не поехал — после такой напряженной работы у него случился инфаркт. Так что на премьере в Канне мы с Урусевским сидели вдвоем. Уже почти полфильма прошло, а в зале полная тишина… Мы вжались в кресла, в голове стучало: «Неужели они не поняли? Почему молчат?» А потом я решилась оглянуться — а все плачут, и женщины, и мужчины. Молчали, потому что давились слезами. В конце уже все плакали, не стесняясь, потом устроили овацию.
В Париже я смогла пообщаться с самим Пикассо. Помню, он постоянно курил и что-то говорил, но я не все понимала. Да это было и не важно! Я просто смотрела на него во все глаза. А он называл меня «русской богиней» и рисовал мой портрет. Неизвестно, где этот портрет сейчас — ведь Пикассо оставил его у себя...
Помню, этот удивительный человек говорил мне: «Сегодня вы идете по бульвару, и вас никто не знает. А завтра вы будете ехать в машине по Голливуду». И ведь его предсказание чуть не сбылось! Еще на фестивале Жерар Филип передал мне в подарок часы и приглашение сниматься с ним в «Анне Карениной». Представляете, как у меня закружилась голова? Я подумала: «Вот оно, начинается!»
Но возвращение в СССР отрезвило меня. Первая встреча — с Алексеем Баталовым. Мы скромно отметили наш успех в кафе на Арбате. Помню, на столе у нас были напиток «Дюшес» и печенье. Алексей сомневался, что меня отпустят в Голливуд. Так и получилось. Даже не спросив меня ни о чем, руководство «Мосфильма» отправило за границу бумагу, где говорилось, что я еще не получила образования, студентка.
И принять участие в картине не могу. Мне же объяснили, что в Голливуде слишком свободные нравы, а мне всего 24 года. «Учись, ведь ты — советское достояние! Будут у тебя еще роли…» Однако все, что меня ждало через год — это очень тяжелые съемки в картине Калатозова «Неотправленное письмо». Михаил Константинович говорил: «Это твоя расплата за «Летят журавли». Я, Урбанский, Смоктуновский и Ливанов играли заблудившихся в тайге геологов. Условия съемок просто невыносимые…
Для того чтобы все было натурально, Урусевский и Калатозов устроили в тайге настоящий пожар, а сами работали обмотанные асбестом. Я же на съемках обожгла руки, потом много раз простужалась и окончательно подорвала здоровье. Самое обидное, что фильм никто не оценил, многое вырезали, заставляли переделывать…
Для меня же дело кончилось туберкулезным санаторием, где меня все время держали на уколах. Состояние ужасное: температура, боль, слезы… И тут выясняется, что я беременна. Мало того, у меня будет двойня!
Вася очень хотел детей и, конечно, уговаривал меня рожать. Но я все еще надеялась, что у меня будет много ролей в кино. Если, конечно, удастся сохранить здоровье. Это было самым главным на тот момент: выздороветь и сниматься в кино! Я жила этим и сделала свой выбор твердо. Хотя слез было много… И я пошла к какой-то тетке и сделала аборт в подпольных условиях, без наркоза...
Было ужасно больно! Хотя все равно в то время ни я, ни Вася не понимали, что мы наделали. Это было начало конца. Лановой все больше снимался, мы неизбежно отдалялись друг от друга. И однажды я сама сказала: «Давай расстанемся…»
На тот момент я была уверена, что поступаю правильно. А ведь Вася был единственным мужчиной, которого я по-настоящему любила. Мы очень подходили друг другу. И долго еще потом, когда мы где-то встречались, я замечала, что он ко мне по-прежнему неравнодушен. Хоть Вася и старался не подавать виду...
«Я ДАВНО НЕ МУЖЧИНА!» — ПРИЗНАЛСЯ МУЖ
Казалось бы, после «Летят журавли» лучшие режиссеры должны были наперебой предлагать мне хорошие роли, но почему-то этого не произошло. То есть меня, конечно, приглашали, но вовсе не туда, куда бы мне хотелось. Так я снялась в фильмах «Леон Гаррос ищет друга», «Они шли на Восток».
В таких ролях не развернешься, играть там толком нечего. Зато я много ездила с концертами, встречалась со зрителями, читала стихи на военную тему… Ведь мою Веронику люди не забывали. Кроме того, на театральной сцене я играла Катерину в «Грозе». И бесконечно звонила на студию с одним и тем же вопросом: «Есть для меня работа?» И в ответ слышала предложения одно ничтожнее другого. Так прошло десять лет.
И вот, к счастью, наконец-то поступило серьезное предложение — опять Анна Каренина. На этот раз в экранизации Александра Зархи. В роли Вронского — мой бывший муж Василий Лановой. Мне рассказывали, что Зархи нелегко было отстоять мою кандидатуру. Ему намекали, что у меня нерусское лицо — во мне ведь действительно есть кровь поляков и евреев. Но хорошие режиссеры точно знают, кто им нужен — на то и режиссерское чутье.
Помню, Зархи все время напоминал нам с Васей, что было снято уже 19 постановок «Карениной». Что же мы скажем нового? Нам с Лановым велено было погрузиться в атмосферу романа Толстого. Мы целыми днями читали, обсуждали, репетировали... Это продолжалось долгих два года. Зато к моменту съемок мы знали про своих героев все! Я словно прожила жизнь Анны, полностью! Однако такого успеха, как с фильмом «Летят журавли», не получилось.
В 1968 году в Канне были студенческие волнения, и фестиваль не проводился. И я снова осталась невостребованной, к тому же, пока я снималась, в театре работы тоже стало меньше.
С годами я стала понимать, что хорошо иметь семью, и уже была готова к тому, чтобы родить ребенка. Моим вторым мужем стал писатель Валерий Осипов. Человек образованный, начитанный, необыкновенно много знающий, с ним поначалу было интересно. Он постоянно разъезжал по миру и имел возможность красиво ухаживать.
В любой город, где бы я ни находилась, присылал телеграммы, цветы, даже стихи сочинял для меня… Но ведь не это все в жизни главное! Меня уже захватила мечта иметь детей. А этого-то у нас и не получалось. И настал момент, когда я всерьез забила тревогу. Сказала мужу: «Валера, если я не рожу, то я не женщина!» — «А я уже давно не мужчина», — ответил он. Осипова одолевали болезни, и врачи говорили, что ребенка у нас не будет. В конце концов, мы развелись. Что за семья без детей?
Мне исполнилось 33 года, когда врачи сказали, что я снова беременна. И я просто не поверила! В советские времена таких женщин называли старородящими, это было редкостью. Отец ребенка — цирковой администратор Эдуард, с которым у меня случился роман. Он был гораздо моложе меня и смотрел с восхищением. Я ведь знаменитая актриса! А мне с ним было легко, потому что я снова почувствовала себя как в молодости, легкой и свободной.
Мы гуляли по улицам, сидели в кафе-мороженом… Он был дивный! Черноглазый, с шапкой густых волос. Но о замужестве я не думала, пока не узнала, что у нас будет ребенок. Ну а раз так получилось — надо жениться! Мои родители смирились, папа даже отремонтировал нам квартиру. Вскоре на свет появился Митя.
Вся моя жизнь делится на два периода: до рождения сына и после. Когда я стала матерью, все во мне будто перевернулось. Я стала иначе смотреть на мир. И поняла: актрисы, которые отказываются от того, чтобы иметь детей, многое теряют. Даже любовь к искусству не стоит этого счастья — материнства! И теперь, ради того чтобы чаще быть рядом с сыном, я готова была отказаться от любых съемок. Я все умела: и готовить, и хозяйничать.
Мне очень нравилось быть настоящей женщиной! И я надеялась, что моя семья — это теперь уже навсегда. Вот только возможности сидеть дома и совсем не работать у меня не было. Муж не стремился зарабатывать. А моим родителям вообще казалось, что он ничего не делает — с Эдуардом они не ладили. И тут — новая беременность. В таких условиях рожать второго ребенка мне казалось безумием. Сейчас думаю: может, это была девочка... И если бы я ее родила, она была бы сейчас со мной. Сын-то вырос и вылетел из гнезда...
В общем, я снова сделала ошибку. И снова это кончилось тем, что я потеряла и мужа. Эдуард однажды ушел из дома и не вернулся. Мите было всего два года... Хорошо еще, что моя замечательная мама помогла мне его вырастить.
У сына было все, что только может понадобиться ребенку. Его водили и в театр, и в цирк, и в кружки. И Митя вырос образованным, умным человеком. Окончил медицинский институт... Вот только еще с юности он мечтал покинуть СССР и, когда это стало возможно, уехал в США делать карьеру нейрохирурга. Митя в Америке обустроился, женился, родилась дочь… Она очень похожа на меня. Ну а я... Я по-прежнему считаю, что мне в жизни повезло. Многим ли женщинам выпадает такое счастье — сниматься в кино, да еще в таком — бессмертном!
Работать с гениями, дружить с гениями, любить гениев. Не важно, что это все прошло — важно, что было! Я прожила свою жизнь так, как сама считала нужным. И не жалею ни о чем. Ну почти...
