В четверг, 21 февраля, в гостях у Интернет-издания Новости Украины – From-UA был глава пресс-службы НАК «Нафтогаз Украины», главный редактор журнала «Мысль» и один из самых известных экономических обозревателей Украины Михаил Кухар. Он поведал об упущенных экономических возможностях Украины, о том, каким образом их можно наверстать, и рассказал, почему он не комментирует политическую журналистику.
Евгений, Харьков: - Здравствуйте! Как Вы оцениваете нынешнее экономическое положение Украины? С чем его можно сравнить?
Михаил Кухар: - Это очень интересный вопрос. Экономическое положение Украины я оцениваю на удивление хорошо. Говоря об экономическом положении Украины по принятым в мире стандартам, необходимо оценивать некий последний период в развитии экономики. У нас он составляет 3,5 года, которые прошли с момента максимальной точки кризиса и которые совпали с президентскими выборами и сменой правительства. Поэтому, говоря об экономическом положении, мы одновременно оцениваем действия текущего правительства.
Тут два фактора: с одной стороны, правительство воспользовалось естественным трендом коррекции – когда есть падение, а потом наступает не рост, а коррекцией принято называть восстановление до уровня, с которого началось падение. Все политики во всем мире припишут такой рост своим заслугам. Я же рассматриваю экономический тренд роста с точки зрения правильности или неправильности макроэкономических шагов, которые правительство делает, находясь в стадии коррекции после кризиса. В связи с действиями украинского правительства (и это не моя оценка, а оценка МВФ и аналитиков крупнейших рейтинговых агентств мира) Украина продемонстрировала за последние 4 года один из наиболее беспрецедентных примеров ужесточения дисциплины государственных финансов.
Если до кризиса мы имели фактический дефицит бюджета 10 % ВВП в 2009 году, что равно 33 % недополученных доходов бюджета (и все равно мы держали этот дефицит, закрывая его судорожными внешними и внутренними заимствованиями), то нынешнее правительство в 2010 году сократило его в 2 раза – до 4,9 % ВВП, в 2011 году – до 3,3 %, и в 2012 году – до 2,9 % ВВП. По экономическому закону, известному даже студентам-первокурсникам, при такой динамике дефицита бюджета страна вначале прекращает наращивать, а затем и вовсе сокращает свой внешний долг. В то же время и США, и Европа имеют дефицит 7-8 % ВВП. Такие страны, как Греция и Италия – 10-12 % ВВП. Они не собираются отказываться от своих раздутых социальных расходов, компенсируя их то повышением ставок налогов, то увеличением внешних заимствований. Украина не делает ни того, ни другого.
Впрочем, последние 2 квартала мы имеем замедление роста, которое говорит о том, что параллельно с макрополитикой был упущен ряд возможностей и не сделан ряд очевидных шагов по осуществлению структурных реформ и созданию инфраструктуры и базы для долгосрочного экономического роста, что, учитывая весьма небольшой внешний долг Украины (менее 40 % ВВП), вполне можно БЫЛО сделать. Об упущенных возможностях говорить можно долго, я постараюсь назвать лишь тезисно основные недоделанные реформы.
Первое – сельское хозяйство. Несмотря на наличие политической воли у Партии регионов, землю не превратили в товар, в зачаточном состоянии находится Земельный банк, кадастровая инфраструктура учета прав собственности ниже всякой критики. Рынок экспортируемых сельскохозяйственных товаров, таких как зерно, подсолнечник, не демонополизирован, политическое решение о снятии экспортных барьеров, по сути, не принято. Никто даже не начинал строительство очевидной недостающей инфраструктурной единицы под названием аграрная биржа.
Второе – фондовый рынок. Стыдно стране, которая появилась на экономической карте мира в постиндустриальную эпоху, за 20 лет так и не построить реально работающую национальную фондовую биржу. Это чревато тем, что при осуществлении внешних заимствований украинские предприятия будут платить брокерский и андеррайтерский, по сути, налог на биржах в Варшаве и в Лондоне. Как они это делали предыдущие 20 лет, так, не дай бог, будут делать и следующие 20 лет. А это, между прочим, миллиарды долларов. Но миллиарды долларов только прямых потерь, а недополучено денег десятки и сотни миллиардов из-за отсутствия в стране понятного для внешних инвесторов биржевого, портфельного формата инвестирования.
И третий тормоз нашего долгосрочного экономического развития, критику за который должны принять финансовые власти страны, – это банковский сектор. По количеству, качеству и доступности банковских услуг мы отстаем от себя же самих 7 лет назад. Тот уровень развития кредитования, бизнес-проектов, рынка строительства и недвижимости, потребительского кредитования, который был у нас в 2007 году, в 2013-м все еще нет.
Часто Украину сгоряча сравнивают с Грецией. Я не согласен с таким сравнением. Глубина нашего падения в кризис была совершенно уникальной и вызвана внутренними причинами. Точно так же, как уникальным был и беспрецедентный для европейского континента темп экономического роста Украины, длившийся с 2000-го по 2008-й годы. Менее чем за 10 лет реальные доходы населения Украины утроились, а ВВП вырос в 2 раза. Город Киев стал похож на большинство европейских городов по окружающему нас удобству и инфраструктуре. Мы по-прежнему входим в Топ-10 европейских стран по образовательному уровню населения и имеем больше, чем какая-либо другая экономика ЕС или СНГ, нераскрытых внутренних возможностей для роста. Поэтому мы похожи только сами на себя.
Жанна, Киев: - Добрый день, Михаил! Скажите, легко ли работать главным редактором? Что Вы думаете о современной украинской журналистике? Удачи!
Михаил Кухар: - Ваши вопросы очень глобальны. О них хочется говорить час, но я постараюсь кратко.
Главный редактор – это человек, который сам почувствовал и дал понять своему работодателю, что он уже не только достиг «потолка» в той области журналистики, в которой он занят, но и готов учить этому других. Одно из главных тайных знаний, которые передал мне мой учитель в журналистике (его звали Михаил Коломиец, он был владельцем и основателем агентства «Українські новини»), что когда мы учим, мы формально как будто бы отдаем знания, ничего не беря взамен, но на самом деле мы продолжаем учиться сами.
К сожалению, во многих философских школах доказано, что есть много способов передачи знаний, но нет ни одного эффективного способа передачи умения учить. Важная составляющая работы главного редактора – это то, что ты не просто должен быть лучшим журналистом в своей команде, но часто, в наших реалиях, быть еще и хорошим менеджером, финансовым директором, маркетологом и, как минимум, освоить эти профессии достаточно, чтобы контролировать своих подчиненных. Потому что ты сражаешься за то, чтобы быть лучшим не со своей командой, а с другими. В общем, этим следует заниматься тогда, когда чувствуешь, что готов.
Я, наверное, не вправе говорить обо всей украинской журналистике. Но я могу высказаться о таком ее сегменте, как экономическая журналистика. С огромным сожалением я слежу за тем, как на нем падает качество материалов и одновременно с этим наш сегмент рынка насыщается глобальными форматами – в 1998 году мы с коллегами могли только мечтать о том, что на нашем рынке будут «Forbes», «The Economist», «КоммерсантЪ». Сегодня они все пришли в Украину, и те два десятка журналистов, которые действительно хорошо знают свое дело, были просто размыты уже не между тремя, как когда-то, а между 20-ю изданиями, которые существуют сейчас. В то же время выросло пять сотен молодых журналистов, которые скоро будут уже как 5 или 10 лет работать на рынке, а еще ни одной статьи не написали лучше, чем на 4 с минусом – а зачем? Их ведь и так публикуют.
На рынке продолжает сохраняться кадровый голод. Украинские журналисты уже как 6 лет зарабатывают больше, чем польские (если кто-то не знал, то я сообщаю). Есть такой маркетинговый закон: на растущем рынке качества не ищи. Важно занять свою долю, застолбить участок. Несмотря то на рост, то на падение украинской экономики, основные финансово-промышленные группы продолжают иррационально много инвестировать в медиа. Количественные показатели рынка растут, качество экономической журналистики падает. Таким, как я, это выгодно, но мне очень жаль, что с каждым годом снижается количество фамилий журналистов, фактам и цифрам в статьях которых я могу доверять.
Аркадий: - Поделитесь, пожалуйста, Вашим мнением: сланцевый газ – это выгодно или невыгодно? Реально или нереально?
Михаил Кухар: - Об этом много сказано до меня. Я возьму на себя смелость повторить лишь ключевые и общедоступные факты и цифры. Лишь 5 лет назад цена барреля плотно перевалила за 100 долл., а цена газа, соответственно, на европейском рынке – за 300 долл. за 1 тыс. куб. м. Лишь 5 лет назад Штаты всерьез занялись разработкой своих сланцевых месторождений.
Сегодня США – страна, потребляющая 180 млрд. куб. м газа, это столько же, сколько Газпром поставляет и в Украину, и в Европу вместе взятые. Так вот, Штаты объявили, что сверх этого они намерены экспортировать танкерами в Европу 100 млрд. куб. м газа. Переизбыток газа на североамериканском рынке привел летом прошлого года к падению цены до уровня 25 долл. за 1 тыс. куб. м, и ее административно вынуждены были вернуть на уровень 70 долл. Если Штаты привезут в 2014-2015 годах 100 млрд. куб. м сжиженного газа на европейский рынок по ценам, ниже 100 долл. (что они, в общем-то, и намерены сделать), цены на европейском континенте обрушатся. Эпоха дорогого газа закончится навсегда.
Те, кто хочет спрогнозировать, какими темпами начнет расти и развиваться украинская промышленность и украинский экспорт при цене газа в 95 долл., может взглянуть на экономическую статистику нашей страны 2006 года. Это рост промышленности и экспорта на 20-30 % в год. И это пессимистический сценарий, основывающийся на том, что нам придется покупать импортный сжиженный газ то ли по реверсу из европейской системы газопроводов, то ли через собственный LNG-терминал. Потому что оптимистический сценарий состоит в том, что у нас своего газа через 2-3 года будет полно.
Теперь об экологии. Легко представить, с каким ужасом «Газпром» смотрит на североамериканские, европейские и украинские перспективы добычи сланцевого газа. Буквально на наших глазах появляются десятки экологических организаций, сотни публикаций в СМИ во всех районах перспективной добычи. Их задача: если не прекратить, то хотя бы оттянуть на месяцы, а лучше на годы, завершение 40-летней эпохи монопольного властвования «Газпрома» на европейском рынке газа. Те, кто считает, что жители штата Нью-Джерси, где добывается сланцевый газ, а также власти этого штата не проверили все 100 раз прежде, чем разрешить такую добычу, могут продолжать бояться «Shell» с ее высокими технологиями на Юзовском месторождении Донецкой области.
А.П.: - Каково, на Ваш взгляд, будущее украинской ГТС? Ее придется отдать России или консорциуму с Россией и Европой? Или Украина сама может ее развивать?
Михаил Кухар: - Я не обладаю достаточными данными, чтобы дать комплексный ответ на этот вопрос. Если я в чем-то некомпетентен, то мне не страшно в этом признаться. Знаете, у нас принято, что любой политолог берет на себя смелость отвечать на тот вопрос, который Вы задали, но я в этом хочу отличаться от политологов. Я даже не берусь судить о политической журналистике, потому что я не политический журналист, я читатель. Я занимаюсь экономической журналистикой. О ней я могу высказывать свои резкие суждения и отвечать за свои слова и компетентность.
Вопрос с ГТС настолько сложный… Это как в философии: представим, что мышка на столе – это область ваших знаний, а плоскость стола – это сумма знаний о философии вообще. Представим, что Вы прочли 20 книг по философии – ваше поле знания расширилось, но расширилось и ваше соприкосновение с зоной вашего незнания, то есть Вы только поняли, насколько больше Вы не знаете. Вот точно так же и я с ГТС, но я не хотел бы так лихо рассуждать об этом.
Инна И.: - Стокгольмский арбитраж обязал монополию выполнить контракт с итальянским трейдером Italia Ukraina Gas и поставить ему 13,1 млрд. кубометров газа по ценам 2003 года – $110 за тысячу кубометров при нынешней его стоимости в $416. Прокомментируйте, пожалуйста!
Михаил Кухар: - Я впервые слышу о такой компании, и я впервые слышу о таком решении суда, потому ничего не могу прокомментировать.
Виктор: - Каким экономическим экспертам сейчас можно верить?
Михаил Кухар: - Я не могу дать исчерпывающий перечень, но для меня авторитетами, суждениям которых я доверяю, являются, безусловно, Виктор Ющенко, Виктор Пинзенык, Владимир Лановой, Игорь Митюков, Александр Соболев, Александр Пасхавер, Валерий Литвицкий, Игорь Шумило и Борис Кушнирук.
Екатерина: - Министр иностранных дел Кожара уже в который раз утверждает, что нам нужна многовекторная политика, т.е. дружба и с ТС, и с Зоной свободной торговли. Это вообще возможно?
Михаил Кухар: - Я глубоко убежден, что это не только возможно, но именно так и следует мыслить современному государству в XXI веке. Меня очень поразило высказывание одного из представителей Еврокомиссии, что Украина, мол, должна определиться: или она хочет войти в ТС с Россией, Беларусью и Казахстаном, или заключит Зону свободной торговли с ЕС.
Я был поражен, потому что Китаю, который является членом пяти различных торгово-таможенных союзов, да еще и ВТО, подобные условия-требования не предъявляются. К США, которые являются членом Таможенного союза NAFTA (между Канадой, США и Мексикой) и сейчас ведут переговоры с ЕС о Зоне свободной торговли, как и Украина, подобные требования не предъявляются. Почему же Украина, которая буквально может извлечь выгоду из продажи продукции своего тяжелого машиностроения в страны СНГ беспошлинно и от расширения своего экспорта зерна и металла в ЕС в рамках Зоны свободной торговли, не может извлечь выгоду и там, и там? Что это за избирательный подход такой? Нам, конечно же, могут запрещать, хотя выглядит это некрасиво, но мы как современное государство, у которого есть один критерий – собственные экономические интересы, должны добиваться участия хоть в пяти торгово-экономических сообществах на планете Земля, если это расширит сбыт наших товаров.
Нам запрещают, а мы настаиваем. Вот такой должна быть наша политика, и Кожара в этом абсолютно прав. При этом прошу отметить, что я вообще не принадлежу к сторонникам никакой, даже на 1 % возможной политической интеграции с Россией.
Никита: - Помогла бы в нынешней экономической ситуации девальвация гривны?
Михаил Кухар: - Девальвация гривны дважды в новейшей экономической истории Украины играла большую позитивно-стимулирующую роль для увеличения экспорта и возобновления экономического роста в нашей стране – в 1998-99-х годах и в 2008 году. При этом не следует забывать, что Украина не только экспортозависимая страна, но и импортозависимая.
Более 50 % того, что мы производим, мы продаем на внешних рынках. Этот показатель у нас выше, чем у США. Но, с другой стороны, более 60 % того, что мы потребляем, – это энергоносители и другие товары импортного происхождения.
Девальвируя национальную валюту, мы увеличиваем прибыль от экспорта, но также и для всего населения делаем более дорогим импорт. Готовы ли вы заплатить такую цену? Вот на сколько процентов вы хотите девальвировать гривну – на столько же вырастет для вас цена русского газа и бензина на заправке и американских джинсов из соседнего магазина. На сколько процентов вы готовы снизить свою покупательскую способность? Девальвация – это сложный вопрос, и решение по нему принимается исходя из критического состояния внешнего платежного баланса страны. Наш баланс хотя и отрицательный, но колеблется в пределах 1-2 % ВВП.
На мой взгляд, это еще недостаточно веская причина для того, чтобы все население страны смогло в следующем месяце купить на свои зарплаты на 10 или 20 % меньше своих любимых товаров и услуг.
Часто рассуждая о необходимой девальвации, приводят в пример снижение резервов НБУ с 36 на 24 млрд. долл. за последние 2 года. Но если мы посмотрим на источники оттока резервов, то мы увидим, что это на 100 % покупка наличной валюты населением. То есть с макроэкономической точки зрения Украина как страна не потеряла свои валютные резервы. Просто то, что раньше лежало на КОРРсчетах НБУ, теперь лежит наличными у людей дома, а валюта осталась в стране. Появятся привлекательные гривневые активы, народ наконец-то поверит в стабильность и принесет эти 12 млрд. обратно меньше чем за полгода, не будет никаких проблем.
Непонимающий: - Почему Украина не разрывает газовый контракт с Россией? Есть ли риск, что «Нефтегаз» обанкротится?
Михаил Кухар: - Украина не разрывает газовый контракт с Россией по той причине, что за такого рода «разрывание» в договоре предусмотрены колоссальные штрафные санкции. И получается, что жить по нему невыгодно, а разрывать еще невыгоднее. Мы можем лишь пытаться уговорить Россию заключить с нами некий другой договор, тогда этот ужасный автоматически утратит свою силу. Насколько мне известно, переговорная делегация нашего правительства только над этим и работает.
Касательно вопроса «Нефтегаза» я не большой эксперт по чтению финансовых балансов, поэтому не могу вам ничего сказать. Его кредиторская задолженность довольно велика по отношению к годовой выручке, но это общедоступная информация. Большинство этих кредитов были взяты в последний год премьерства Тимошенко, какой тогда ПОД ЭТО готовился сценарий, я не в курсе. Последние 3 года «Нефтегаз» жив и платежеспособен, о чем свидетельствует ежемесячно, своевременно производя платежи за кошмарно дорогой русский газ.
Александр, Полтавчанин: - Добрый день, Михаил! Скажите, а как Вы относитесь к постоянному переходу от зимнего времени к летнему, и наоборот? Не кажется ли Вам, что такая чехарда со временем портит наше здоровье и негативно сказывается на производительности труда? Или нашей власти все равно, кем будет заселена Украина?
Михаил Кухар: - Я не специалист ни в метеорологии, ни в медицине, ни в геологии. У меня нет своего мнения на этот счет. На мобильном время переводится автоматически, остального я не замечаю.
В: - Здравствуйте, Михаил. По факту в Украине произошла деиндустриализация. В 1990 году объем машиностроительной продукции в ВВП составлял порядка 32%, сейчас 10-11%. Спорить не о чем – Украина теперь не индустриальная держава. А «без промышленного развития, – как отмечал мудрый старик Менделеев, – народ мало нуждается в просвещении, ему некуда его прилагать, и расходы, для него необходимые, не выдержать стране». Представьте себя на месте Гаранта, отсюда простецкие русские вопросы: кто виноват и что делать? Пожалуйста, не подставляйтесь с ответом в духе Запад (ЕС) нам поможет. Зона свободной торговли с ЕС – это улица с односторонним движением. Им своего добра девать некуда. Заранее спасибо за честный ответ.
Михаил Кухар: - Безумно интересный индикативный вопрос. С радостью на него отвечу. Вначале поясню для тех, кто не курсе. Тема мнимой деиндустриализации Украины является одной из идеологем апологетов русского мира, не выдерживает никакой критики и разбивается актуальной экономической статистикой. Основывается эта идеологема на утверждении, что якобы в 1991 году, в момент распада СССР, промышленный потенциал Украины был больше, чем сегодня. Это и так, и не так.
Во-первых, сразу же скажу, что приведенные цифры некорректны. В советское время в Украине промышленность занимала грубо 50 %, (а не 32 %, как пишет читатель), сельское хозяйство – 40 %, услуги – 10 %. При этом 65 % нашей промышленности обслуживало военно-промышленный комплекс СССР, т.е. ракеты шли на склад и не создавали никакой дополнительной стоимости ни для СССР, ни для Украины. Естественно, что с наступлением независимости структура такого промышленного устройства претерпела глубокие структурные изменения. Большая часть ВПК теперь уже России выпала из структуры нашей промышленности навсегда.
А теперь давайте посмотрим, что произошло с оставшейся промышленностью. Действительно, все 90-е годы большинство заводов разрушалось и не реконструировалось. Однако с начала 2000-х годов, когда вся промышленность в основном перешла в руки украинских олигархов, статистика коренным образом изменилась и больше не вписывается в лекало идеологов русского мира и сторонников возобновления экономических связей периода СССР. Реконструкция промышленности за западные кредиты, которые давались новым собственникам, забурлила буквально по всей стране. Например, ММК имени Ильича – второй по величине в Украине и входящий в пятерку крупнейших в мире, производит продукцию на 130-140 % от советских мощностей. Потому что даже в тяжелые 90-е они каждый год почти по миллиарду прибыли вкладывали на реконструкцию то станков, то линий разливов. «Метинвестхолдинг» Рината Ахметова последние несколько лет вкладывает в реконструкцию своих заводов чуть ли не по 5 млрд. долл. в год. Я сейчас не помню статистику, но и там 5-6 флагманских предприятий работают выше уровня производства при СССР. Запорожский алюминиевый завод приватизировали в 2000 году, и работавший до этого на 20-40 % мощности, на второй же год нахождения в частных руках вышел на уровень 110 % от производства при СССР. И таких примеров можно привести множество.
Для индустриально развитых стран характерно иметь в структуре ВВП 40-50 % услуг, а не промышленности или сельского хозяйства. В Украине этот показатель вырос с 10 до 23 %, но еще не достиг уровня Франции или Германии. Кстати, я хотел бы опровергнуть приведенную оппонентом статистику – промпроизводство у нас, к сожалению, превышает 35 %, а не составляет 10 % в структуре ВВП, как утверждают апологеты евразийской интеграции. В этом может убедиться каждый, зайдя на сайт Минстата. Без откровенной подтасовки цифр у них выводы не клеятся.
Но справедливости ради все же отмечу: последние несколько лет доля промышленности падает. Хорошо это или плохо? Я отвечу на этот вопрос последним примером. В нашем экспорте есть статья под названием экспорт программного обеспечения: за прошлый год он превысил 1 млрд. долл. и имеет сумасшедшую тенденцию к росту. Это было немыслимо еще 10 лет назад, когда мы всей страной закупали Windows и молились на Силиконовую долину, думая, что такого не может быть никогда. Так вот, если эта тенденция сохранится и так называемая деиндустриализация у нас будет происходить и замещаться экспортом неких интеллектуальных продуктов и услуг, не загрязняющих окружающую среду и создающих внутри нашей страны тысячи высокооплачиваемых рабочих мест для молодых интеллектуалов, то я только «за». Таков мой ответ на широко тиражируемый тезис о якобы деиндустриализации моей страны.
